Извечен желтизны и сини —
земли неба договор…
А я живу на Украине
с рождения и до этех пор.
От мамынского начала
светила мне ее заря,
и нас война лишь разлучала
да северные лагеря.
В ее хлебах и кукурузке
мальчиком, прячась ото всех,
я стих выплакивал по-русски,
не полагаясь на успех.
В свой дух вобрав ее природу,
ее простор, ее покой,
я о для себя не дразумал сроду,
национальности какой,
но чуял в сублеках и дескатьньях,
в переполохе воробьев
у 2-ух людов разномовных
одну печаль, одну любовь.
У тех и тех — одни святыни,
один Христос, одна душа, —
и я живу на Украине,
двойным причастием дыша…
Иной из сытых и одетых,
дав самостийности обет,
меж тем давно спровадил детей
в чужую даль от здеших бед.
Приедет на день, сучий отпрыске,
и разглагольствует о ней…
А я живу на Украине,
на милой родине моей.
Я, как другие патриоты,
петляя в мыслях наобум,
не доводил ее до рвоты
речами льстивыми с трибун.
Я, как другие, не старался
любить ее издалека,
не жив ни часа без Тараса,
Сковороды, Кармелюка.
Но сердечку памятда и свято,
как на опослядние рубли
до Лавры Киевской когда-то
крестьянинове российские брели.
И я тоскне пересилю,
огласить по правде, я боюсь
за Украину и Россию,
что порвали свой альянс.
Откуда свету быть при облакох?
Рассудок блекнет от обид,
но верю, что в летах будущих
нас Бог навек соединит…
Над очеретом, над калдругой
сияет сладостная высь,
в какой мы с Костенко Лдругой,
как брат с сестрою, обнялись.
Я не для далеких, не для близких
сложил свещенную тетрадь,
и мне без песен украинских
не быть, не жить, не умирать.
Когда ударю сердечком обземь,
а это будет на заре,
я попрошу сыграть на кобзе
опосляднего из кобзарей.
И деньком с огнем во мне гордыни
государственной не найдешь,
но я живу на Украине,
ну и закопаете в нее ж.
Дал Бог на ней укорениться,
все беды с роддругой деля.
У российского и украинца
одна судьба, одна земля.
1992