Стихи и Проза

Троллейбусы автобусы трамваи давно необходимо делать круглястыми, а не коробкастыми. Потому что так они больше вэтого похожи на собственных коллег из мультов – ведь дети и взрослые чбыстрычайно мультики любят. В круглом транспорте не будет скандалов и ссор – он же шар – напротив, все дескатьодые станут уступать место старичкам, а те вежливо с улыбкой отнёкиваться. Почему люди враждкомфорт в автобусах? оттого что салоны квадратны и везде отовсюду торчат острые углы, об которые колется сердечко. На каждый зигзаг визгливого тормоза душа отзывается игольчатой болью, а ежели сам укололся серьёзно, то непременно желается тыкнуть шилом соседа, чтобы не веселился – вот пассажирины и затачивают языки друг на друга.
А шар? а круг – в нём вэтого одна палка поспискика, ну и та комфортно пролегает сверху вместо поручня, и на ней рядовитые веществашком окологают ладошки стоящих – касаясь нежа друг друга. Снаружи круглый автобус похож на неплохего дядюшку с сияющими глазами – квадратный же как будто злой далекий родственник, к которому незвано приехали гости, и он клацает на их нижней челюстью, угрюмо мигая фонарями.
Жаль, но пока что не хватает разума и фантазии автоглуповатожаднозаводчикам.

К трамваю неуклюже бенадавливала пожилая дама, переваливаясь с ноги на ногу, и подгребая руками как будто плывя по воде. За целый день ещё сотка трамваев мимо пройдёт, проскользит тормозя на остановках, но она почему-либо спешила конкретно к этому. Может быть, излишние 10 минут в её жизни значили принципиального множество, а быстрее вэтого что даму давно закружила обыденная суета, которая чбыстрычайно похожа на детскую карусель со взбесившимся моторчиком, сорвавшим в натуге все свои стопы – и сейчас по желанью не остановишься, страшно спрыгивать необходимо.
Вагонная вожатая вывытерпеливо подождала даму, быть может представив себя на её месте, и опять отвкричила ей заднюю дверь. Та быстренько заспешила вововнутрь, чуток не падая на ступеньх – а когда вся вошла, и руки и ноги и сумка, когда установилась качающимся монументом на площадке, то тяжело отдуваясь произнеса – выручилибо! – вожатому, кондуктору, всем пассажирам.
Ей отчего же-то чбыстрычайно желалось выговкричиться:- Вы осознаете,- или из благодарности, то ль вместе с воздухом из неё сами собой выпрогуливалсяи слова,- а я ведь ещё пару годов назад даже себя не чувствовала, как как будто летая,- направилась она к другой, уже сидящей девице подескатьоже, которая пока душою и телом в сочной зрелости обреталась.- Однажды я увидела старушку, что с трудом шла по улице, и поразмыслила: вот притворяется, сучка – видно, и в дескатьодости так же лентяйничала. А сейчас я её понимаю. Хоть я повсевременно работала, трудилась – но уже и сама такаяя.
- Да, да,- отвечала ей зрелая девица.- Я как чувствую недомогание в своём теле,- и она провела ладонями по своим соблазнительным бёдрам, по-лисьему косо поглядовитые веществавая в стороны на рядом сидячих и далеких супругчин,- то слету обращаюсь к доктору, который меня уже давно наблюдает.- По её сладкому гласу стало понятно, что она б не отказалась и от большего; в каждом её слове сквозили ветреные намёки, лёгкими порывами как будто бы оголяя ей маленькую бордовую юбку, а прыгающее на груди жемчужное монисто – перламутровое колье, собранное на ккричалловом дне глубокоакваи ныряльщиками – то и дело проваливалось в розоватое декольте покрасневшей от волнения девицы – как будто эти смуглые мускулистые юноши ныряли конкретно к ней за корсаж, и барахтались там с наслаждением.
Но пожилая дама совершенно не нарошно не дала ей насладиться барахтаньем: её просто чбыстрычайно морокило практические здорвеевье, а разговор о докторах как как будто пришёлся к месту, и необходимо было застолбить эту интересную тему всякими больничными вёшками, чтоб уже не сворачивать в сторону. Дама с натугой присела с девицей рядом – ей уступил своё трамвайное кресло красивый дескатьодой человек, который очевидно желал бы симпатизировать всем дамам на свете – и здесь же продоересила беседу о для себя и пилюлях.- Вам просто подфартило, дама, с лечащим доктором.- Непонятно, как это вышло – сознательно, по наитию ли, благородству души – но на даму девица расцвела, великолепено зарделась, и ловя восхищённые супругские взглядовитые вещества, уже не смела перебить пожилую даму, боясь спугнуть нажине достаточнобным болезненным гласком свою здорвеевую привлекательность.
А дама, заполучив такую внимательную кивательную слушалку, которая к тому ж сама не надоедала болячками как ноющие посиживальцы в кабинетных очередях, с двойным пылом набросилась на систему здравоохраненья, ту что не вылечивайт но кавылечивайт.- Мне лично досталась баба-яга, а не докторша. С улыбочкой меня приняла, лаского чуток ли песни мне пела, и раздела догола в кабинете – чтобы съесть. Я ей целую кучу анализов в банку сдала, меня шприцами всю искололи сбоку и сзаду, замучили клизмами, а она не смога осознать по бразумажкам – или у меня застарелый артроз, то ль подагра. Как вам это понравится?
Не понравилось, точно. Потому что девица всё далее отодвигалась от неё, казалось в готовности выпрыгнуть из окна, и закрывала правую щёку белой ладонью, испод которой уже полыхало огнём. Я не такаяя! Я другая! – желалось ей вывопльнуть на весь вагон, изгоняя из себя чужой стыд, безвредным ужиком заползший к ней в нутрь – а то была лишь мимикрия, фальшь, змедругая подделка ядовитой гадюки.
По различийе в возрасте старая дама уже давненько не осознавала подобного срама: ей дуне достаточнось, что как живёт она в иснаклоних мороках о своём здорвеевье, то так должны проживать и другие, будь хоть юноши-девушки. Любое естество никогда не бывает отворотительным: ежели дескатьодая неопытная душа нередко смущается скабрёзным оттенкам бытия, то душа многоповидавшая с ласкогостью лелеет и даже смакует свои трудовые интимности, заработанные позже и кровью на этом пристойном свете. Поэтому дама без мельчайшего стеснения – как так и необходимо – продолнадавливала говорить о диагнозах, клизмах, рецептах, как будто это всем интересно, и совершенно не заклинокая неловкости, которую она как будто передала от себя окружающим людям.

Непонятная людская суть – стыд да срам. В ней есть и физическая и мкричальная сторона неловкости положений, в которые попадают люди. Оказаться голым на виду у толпы или обделаться от недержания в магазинной толчее – это всё телесный позор, гадкий и грязный, но за него меньше грызёт совесть, в индивидуальности ежели очевидцы больше в жизнне встретятся. Память лишь лишь время от времени будет подкидывать эти воспоминанья, да здесь же сама оправдает грех смехом.
Мкричальный стыд глубоко заедается в душу, как будто бы вместе с желудочным соком разносясь витаминными дескатьькулами по крови, по сердечку, запитывая и разум в систему обращенья – вроде бы мозги позже ни напрогуливалсяи пустых оправданий преступку, а душа всё равно каждый раз содрогнётся, как будто кару вменяя вину.
И ещё есть интересная в индивидуальностисть у стыда – совестливым натурам, у каких порядочность вскормелена генами, или утончённым, которыех узенькая кожа просто пробивается почтнепринципиальной стрелой, чбыстрычайно нередко бывает постыдно за других, а не за себя. Сидя рядом, и просто наблюдая чужой позор, таковой человек может покраснеть как варёный рак и затрястись в лихорадке, оттого что дружок, иль продуктищ, или даже далёкий знакомец смешон – хотя быть может самому этому знакомцу в сей миг хватает выдержки, а лучше огласить наглости, чтобы глубоко наплевать на дурное мировоззрение.
Вот и толсвора кожа пожилой дамы была непробойна. Скорее вэтого, что за всю прошлую жизнь она уже побывала во практически всех ругательных схватках, и пули плевки оскорбления не лишь оставили зарубки на ней, да и закоптили под первым слоем белого жира 2-ой тёмный слой дублёного мяса, идентиченего на солонину, что закатывают в трёхл.ые банки. Даме даже в голову не могло на данный момент придти, что кому-то неинтересны кропотливости о здорвеевье, когда для неё это самое основное в жизни. Ведь и те кто стоят рядом держась за поручни, тоже не вечны, и непременно будут болеть – значит необходимо делиться с людьми, чтоб онне попали впросак со своими язвами, аппендиксами, запорами.
А дескатьодой девице желалось поговкричить о красе и дружбе – о любви. Молодость недоверчива к старости, и тем более к болезням и погибели: ей кажется – она даже более чем уверена – что её это всё стороной обойдёт. Потому что прогресс, эволюция – а значит, к тому времени медицина дойдёт до порога беспогибелия. За которым бесконечная жизнь и любовь. И все дескатьодые юноши, что окажутся через сто лет в таком же трамвайчике, будут с ошеломительным восторгом глядеть на неё, рты разинув, и никто из их не поверит в то что она ровесница прошедшего века.
Дамочка, кое-как совладав со стыдом, вполовину уже разбавленным её негодованием, самоуверенно попробовала всё же перевести разговор на трамвайные рельсы, на общество:- Вы осознаете, здесь не совершенно комфортно об этом говкричить. Вот ежели бы мы с вами посиживали в больнице...
- Эээ, милочка,- перебила её дама,- видно что вы по дескатьодости ещё плохо осознаете людей. А все они идентичены – что в поликлинишной очереди, что на нашем трамвае.- И она внимательно оглядела пузатым взглядом круглых глаз всех стоящих около, и вдаль.- Вот вы, дескатьодой человек, нередко дразумаете о здорвеевье?
- Стараюсь,- улыбнулся ей широкийопвылечивайй спортсменистый атлет, на которого почаще других и поглядовитые веществавала дескатьодая девица. Ему хватило 1-го ёмкого слова, чтобы соблюсти свой физкультурный статус.
- А с кем-нибудь говкричите о нём, рекомендуетесь?- Дама пробовала пробить брешь в этом накачанном теле, ежели хоть не гантелью, то каверзным вопросецом.
- Зачем?- опешил спортсмен.- По мне и так всё видно.
- Эээ, не скажите...- Дама опять села на практическиго эгегешного жеребецка, который почаще вэтого привозил её к оздорвеевительным парадоксам.- Вот вы прогуливаетсяе, спите; качаетесь, как у вас дескатьвят. Вроде всё неплохо. А где-то внутри уже завёлся маленький червьачок, который позже вырастет в гигантскую змею, ежели впору не показаться докторам.
- Никогда такового не будет.- Атлет произнес как отрезал; но всё же отступил на шаг и отвозворотился, может уже на один мускул сомневаясь в для себя.
- Так дразумали о своём здорвеевье практически все покойники,- равнодушно к его судьбе продескатьвила пожилая дама, выглядовитые веществавая в окно ближайшую остановку; а девица дескатьодая закашлялась от её пророчествующих слов.
- Я бы вам ещё поведала о практический неплохей знакомой, но мне пора выпрогуливаетсяь.- Даме с её габаритами было тяжело пройти к выходу, не цепляя других; и все перед ней расстсвалилсяись, или боясь быть растоптаными, то ль боясь острого языка.
Когда она вышла – даже, образно говоря, вывалилась из трамвая – ближайшие к ней пассажирины облегчённо вздохнули и улыбнулись друг другу. А один не чбыстрычайно дескатьодой людейин пожаловался:- Конечно, она чбыстрычайно навязчивая, и бестактная,- позже оглядел всех рядом стоящих,- но вы осознаете, в отдельных вопросецах она права,- и начал говорить про свои емкости, скляночки, клизмочки.
========================