Стихи и Проза

Первоклашки шагают в школу как маленькие буратины: ручки да ножикки прямы, а в ладошках зажаты букеты больших цветов, похожие на разноцветные салюты под звёздами. Раньше в доисткричические времена я тащил в поводу тяжелённый портфель с букварями – а у их за спдругой лёгонький ранец с компом.
Но глазёнки у нас горят идентичено. Будто там, за партой, всё то неизведанное, о коем грезилось в детсадовских снах: потаённые джунгли, штормовые моря, и голубоватые шапки высоченных гор, которых чтобы достичь вершины, необходимо пбросить друг на дружку всех первоклассников Земли. Под моей партой каждое утро прятались зубастые крокодилы, и я нередко, совершенно уж загрезив, с кошмаром выдёргивал ноги, боясь что откусят. А у соседа витюшки, дружка моего, на жёлтой лужайке африканской саванны паслись три чёрно-белоснежные зебры, расслабленно гуляя в проходе меж партами, и учителька повсевременно гоняла их хлыстиком, чтоб онне мешали вести урок своим чавканьем. Даже директор, маленький седенький, казался нам волком оборотнем, а за его шамкающим прикусом пряталась прожорливость бабки ёжки.
Необычно всё стало в школе, а во мне ещё больше. Я этогодня днем заглянул в слегка зашторенное окошко, и класс показался мне маленьким, совершенно не тем что был в детские годы. Тогда даже боязно было войти, пока не привыкнешь - и то визгливый, то басистый глас учительницы, как резиновейший мячик, как кожаный мяч, метался от стен в левое ухо и в правое, а нередко слету в оба полушария, внося безграмотный раздор, выплёскиваясь кляксами на тетрадки. Особенно наши пугливые душки мучил кошмарный шкелет, стоявший как жив в углу старшего классса на 3-я частьем этаже. Вот в этом кабинете мы все - да, мы, я знаю, я спрашивал - никогда не дразумали об учёбе, а лишь о погибели. И даже, казалось, его специально привлекили, убили, обгрызли, чтобы показать нам совершенно отвратительного человека, которого нисколечко не надавливалко. Он гадко родился, он отворотительно прогуливался в детский сад, мерзко обучался позже - вот его и казнили по решению завуча, по приговору педсовета, и сам директор был в курсе. А районо? да, да, жеребцечно, оно же палача присылало.
Нынче мне забавны мои детские кошмари. Из-за чёртова неуда лезть в петлю? травокиться пилюлями? дулюшки! И мы всей бригадой опять стоим в школьном классе, раздвинув широкийими плечами неширокийую плешь кабинета, на которой редкими волосёнками прямо из пола парты расздесь.

- Что вы желайте, рабглазае люди?- спросила старая учителька, усохшая, но далеко не усопшая сиим же своим переменчивым гласом.
- Экзамены сдать,- ответил ей самый бойкий из нас.- Надо выяснить нам, что осталось внутри, а что подзабыли.
- Садитесь, прошу вас.- С тех давих пор в ней прибавилось вежливости, и взмашки тонких ручек стали плавнее, душевнее.- Расскажите мне, понадавливалуйста, аксиому пифагора. Вот вы, кудрявый людейин.- Она подняла с места весёлого толстяка, который долго размещался за партой, смеясь и шебуршась, и позжеу первым попался на глаза, на их остренький взгляд.
- Пифагоровы брюки на все стороны равны!- вскглазав, отчеканил наш толстый продуктищ, опять заколебав парты и пол. Даже в шкафу прозвенело.
- Верно.- Учителька пожевала мелко губами, как будто затягивая вововнутрь промокашку.- А вот посложнее ряд фибоначчи. Вы ответьте, дескатьодой человек в жёлтой рубахе.- Она вызвала нашего новенького, а тот совершенно не так давно закончил школу, и наверное всё ещё помнил, но лишь фальшиво смущался, древняясь казаться взрослее и разумудрённее. Красиво отставив ногу, он пропел-прокричал, взмахами правой руки подталкивая тугие слова в воздух:- Фибоначи, фибоначи, числа льются, числа плачут, ежели сложить их одну за другой, будет дождикик проливной.
- Правильно.- Удивилась старушка нашему познанию, и это стало восзаметно по её прямо-таки маньякальным потугам огорошить нас неразрешимым вопросецом. Она засеменила по классу, поглаживая маленькой ладошкой свою каверзную головку, она рекомендовалась с академиками на стенах, вживую ожидая подсказки. Она нажеребцец топнула ножиккой.- А скажите мне, милые люди, чему равен угол, опирающийся в кругу на дугу поспискика? Вы должны его знать, позжеу что в работе он вам понадобится.
- Зачем это?- попробовал бригадир защититься от учёных нападок.- Разве нам гвозди им забивать?
Мы все гласисто зарнадавливали, ёрничая да подмигивая друг другу. Лицо у бабуленьки начало изпоизменяться в худшую сторону, его практически перекосило. Я уже видел такое в детстве, но тогда было жутко и страшно от ожидания визгов, от истеричной трёпки, даже ежели учителька цепляла не меня, а продуктищей; там хватало на всех. Теперь же мне всё-таки стало надавливаль её с улыбкой - и чтобы забыть обидные насмешки в наших глазах, я поднял руку как флаг уважения, зачастил торопливо к примиренью боясь опоздать.
Но ответ мой оказался некорректным. Я-то считал, что этот угол прямой – а необходимо было просто именовать 90 градусов. И старая учительница произнеса мне айяяй.
- Айяяй, дескатьодой человек, аяяй. Стыдно не знать математических обозначений.
- Что поделаешь,- усмехнулся наш грубоватый толстяк.- Мы ведь больше 40а градусов не уупотребляем,- под общий наш смех.
Эта наглая шутка оскорбила и раззадкричила махонькую учительку, которая как большая повсевременно переживала за свою любимую арифметику.
- Вот потому я желаю пригласить ваших родителей в школу на серьёзную беседу.- И она поглядела на меня как будто курица, сбоку, одним глазом. А 2-ой, наверное, сам для себя хитро подмигивал.- Сегодня опосля уроков.
- Но как это?..- Я желал объяснить ей, что давно уже взрослый, что получил аттестат в прошедшем веке. А позже тихо промямлил как двоешник:- У меня на свете одна лишь бабуля.
- Я жду её в 6.- Резко, остро, ножиком.

У кого вызывали родителей, тот меня осознает. Целый день – солнечный отрадный – как будто коту под хвост. В голове моей лишь одно: что произнесет бабушка опосля встречи с учителькой? И от этих мыслей всё из рук валится: лом, кувалда, да опослядние силы. Прямо вот желается направиться к практическиму ангелу хранителю, чтоб помог. Только есть ли он у меня?
У бабуленьки моей точно есть. Потому что ей одной прогуливаетсяь страшно, и за порогом она повсевременно шепчет под нос:- ангел мой, пойдём со мной, ты впереди, а я за тобой.
И он вправду летит с ней под ручку, бережа как зеницу ока свою пожилую наперсницу, которая и сама его любит всею силою недолюбившей вдовьей души – позжеу что до этех пор, не считая похорон рано ушедшего жена, с ними ничего же особо отвратительного не приключалось.
Только забавное. Вот как вчера. Они вдвоём выслались в магазин приглядеть для себя одежду. Ну ангелочку-то много не надо – он ведь повсевременно да повсюду летает в одной рубашонке, и голый зад его светится как будилик пополневшей луны с ямочками на щеках. А бабуля по старости одевается крепко, как будто в далекое плаванье на утлой посудине – она и сама ведь не знает, или скоро вернётся домой, то ль необходимолго потерей задержится.
Так они и шлёпали по весеньствующей улице, глубоко дыша майским цветом оживлённых деревьев и оохранникно обходя лужи да маленькие камушки. Доброе солнце своими лучамлаского лизало им теклинокки как будто объевшийся мамкдругого дескатьока пегий щенок с пятнами на боках.
Но в магазин их почему-либо не пропустили. Охранники дюжие тормознули бабульку на тамбуре – а ангела, когда он желал вдоль стенки облететь и накапать в слезу адмистратору основному, здесь же изловили сачком. Тогда ангел горько крылья сложил, взгрустнул и понадавливалился:- наш-то пётр на воротах подобрее вас будет,- а позже для себя в нос, чтоб не слышали:- ууу, церберы.
- У нас есть свой дрисскод, а по дрисскоду с голым задом нельзя,- отвечали приворотники на эти слова, на собачью работу, и холуйскую жизнь.- Вы, бабушка, пропрогуливаетсяе скупайтесь: но внук пусть вас здесь подождёт.
И он ждал, бедняга – ждал целый час, обиженно фланиринуя под потолком. Но не оставил бабулю одну, хоть и измученный стыдливыми насмешками разудбардовых покупателей.

Вечерком мы с сиим ангелом вели бабулю мимо гаражей, через парк и детскую площадку – как будто в 1-ый раз, позжеу что она давно уже далее скамейкне отпрогуливалсяа. Только что в магазинчик под окнами.
А здесь целых двести метров. Бегун пробежит их за 20 секунд, заяц за 10 уложится, а африканской кошке гепарду и 5 хватит. Мы же с бабулей чбыстрычайно хгостиницы управиться часом, да ещё наслишько обратно, и чтобы успеть до мрачнотки. В девять уже начинает сблекаться: а под ногами камушки, провода, всякий мусор – так что можно бывает споткнуть для себя нос.- Ты ж держи меня крепче,- повторяла бабуля до самых дверей два разадва.
А перед входом глубоко вздохнула - как будто ныряя в воду, как будто на принципиальном экзамене – и повинно склонив головеньку, прошлёпала в класс. Я плотно закрыл за ней дверь, чтобы не слышать, не бередить зря своё сердечко.
Там за стеной было тихо; не станут же драться две стареньких дамы из-за великовозрастного лоботряса. И успокоторыевшись, мы с бабулдругим ангелом комфортно уселись на подоконник играть в трусилочку. Это когда выбиваешь монеты наверх орлом.
- Как дразумаешь, станут изза меня собирать педсовет?- спросил я ангела, представляя уже, какой сатирический позор ждёт меня в родной бригаде. Могут и зарплату урезать как недоучке.
- да ну; делать им больше нечего же,- махнул он на меня практический пухлой ручонкой, которая под шумок здесь же выбила для себя здорвеевый медяк, а следом другой.
- Ээээ, дружок, что все-таки ты с больших начал?- Я возмутился, но тихонько: чтобы не нагонять волну по школьным ккричидорам.- Сначала маленькие гроши выбивай.
- можем и маленькие; мы, ангелы, на все руки рукастые.- И слету он хлоп-хлоп об подоконник, а мелочь так и отскакивала на орла, на выигрыш. Он сгрёб для себя первую кучку.
А я хоть и дразумал всё больше про бабушку, но денежек стало надавливаль.
- Моя очередь бить.- Раз, два, три подряд я выбил просто; а позже он меня сглазил, бесёнок. Видно, нашептал чтото – не пошло. Он опять у меня выиграл.
- Слушай, а для чего же для тебя средства? у вас на том свете всё есть.
- я бабульке отдам; у неё пенсия малая и ты ей не помогаешь; жадина говядина.
Да ну его; тоже мне, ассистент нашёлся. А сам повсевременно летает в киоск за лимонеобходимом да сладкими наклонделями, пока бабуля в кровати спит и отец с неба не бдит. И я отвозворотился от него глядеть за окно. Там воробьи с воронами спорят о булке; старшеклассники возвращаются по домам, заигрывая вместе; и какая-то злая мамаша даёт подзатыльника отпрыску за двойку. А зря – это чбыстрычайно чревато позже.
Дитё бить нельзя. У него память дескатьоденькая да крепкая, и чбыстрычайно долго хоронит младенческую обиду, быть может даже и в стариковстве вспоминая, как его, ещё неуместного малыша, которому в голову лезут одни игрушки-зверькушки, больно учили окружающему мирину. Все взрослые дескатьвят, что мир для ребятишек должен стать родной колыбелью, в коей вместо сладенькой соски душу и тело будет убаюкивать благолепная доброта – но когда ко взрослому человеку подступайт вариантное зло, то он почаще вэтого вымещает себя на самом беззащитном ребёнке. Наверное позжеу, что другому взрослому необходимо объяснять своё поражающее настроение, и позже просить прощения пред ним унижая себя за несдержанность в чувствах; а дитю ничего жешеньки каять не надо – сорвал на нём душу пинком или словом, и опять спокоен.
Я сам до этех пор вспоминаю, как мамка побила меня, 5летнего. Она так сильно надавливалилась к нам пришедшей соседке, о том что любит её, уважает – хоть при мне совершенно проклинала за сплетни – что я, ещё честный ну иснаклонний, стал невмоготу это слушать. И правду произнес – вслух, в глаза, наяву. А позже меня любимая мамка мудохала, кулаками сбив на пол: и я тихо выл, не зная отчего же оказался вдруг ненавистен и проклят как та злополучная тётка – но каждый удар я впитывал в себя как будто слоёная губка, из которой с течением времени можно вынажимама целый обмылок, давно уж втерев его весь, до соплей.

- о чём ты дразумаешь?- спросил меня растревоженный ангел.- ты обиделся? так я отдам твои средства.
- Оставь для себя.- Больно невеликолепеный намёк у меня вышел, и я здесь же добавил:- Бабульке чего же-нибудь купишь. А дразумаю я о том, не выпкричит ли она меня как в детстве? С неё ведь станется.
- нет, она уже чбыстрычайно неплохая; я её душу наизусть выучил.
- Наверное, все старики добреют в прелюдии погибели. Отца твоего боятся.
- она не из кошмара стала таковой, а сама по для себя; просто ей с неких пор необходимоело быть злой; ведь гадости ещё быстрее необходимоедают, чем благодеяния.
- Не заклинокал.
- просто ты не достаточно делаешь тех и других; очень уж равнодушноватый.
- Откуда ты знаешь?
- а я за тобой время от времени летаю, когда бабушка спит, или чбыстрычайно тревожится за тебя.
Я слету поразмыслил, что он всё во мне видит. И видел уже. Что я бога боюсь, его грома и дескатьний. Дрожу как осиновейший червьак, пытая куда небо стукнет в сей миг, и в памяти мгновенно просветает весь прожитый день, ехидно помахивая сероватыми крылышкамне совершенно благородных дел.
И даже совершенно не благородных: вот стороной обошёл старуху, что в переходе просила - и обошёл как сопляк, прячась за бабье платье; вон продескатьчал в свою грязную тряпку, платок носовой, когда дескатьодую симпотную даму сильно обхамили двое навязчивых не достаточнолеток. А ведь хвастаюсь людям знакомым, что давно уже муху живу не обижу. Моль, таракана и тлю - не лишь насекомую, да и людскую. И всё же эта постыдная святость мне душу ломает хлеще опьяненого душегубства. Раньше я не знал чем мне жить, и для чего же, позжеу что не дразумал о том. День прошёл - ну и неплохо. Хоть в водке, дебошах, в крови: а всё-таки ёмко день прожит - пусть не ангелам, бесам похвастать. Я и этогодня не знаю, кому я живу: нарглазатым своим благолепием в для себя убиваю желание, скукей стал празден мой дух негой обласкана плоть. Херувигоники белы кружатся как мухи над тортиком.
А желается; чбыстрычайно желается время от времени свернуть негодяю челюсть или вупогибель отбить подлецу его мерзкую бошку. И силы немерено - но древняя злоба сгила в трясине показной моей праведности, а новейшей и ведра не счерпать из гнилого болота.
Потому что паскудно, из неистинной из желудочной крови внутри меня выросло созданийо, которое желает нравиться всем. Детям и взрослым, животным и насекомым, чёрту и богу. Когда я наедине с собой проклинаю подонков, что встретились мне в жизни этогодняшним днём, то оно глуповато хихикает, усмиряя мой гнев словами о том, что всё ещё можно поправить, и потухаллые души так же поддаются вразумлению как и души запахные, благородные - лишь что времени для себя потребкомфорт больше.
Когда же я млею от благости людской, и мне весь мир божий становится родствен, включая нечистую силу, отъявленных упырей, а все люди рядом летают аки херувимы с белосласковыми крыльями, то моё созданийо убеждает меня в великом предначертании вэтого, что со мной профиналит - невариантно затеяно было этогодняшним днём.
Всё к лучшему - таковой у него девиз. Оно верит в судьбу, фатразуму, рок - и ежели я поддамся ему, то все успехи и радости, неудачи да беды буду списывать не на свою слабость иль мощь, а на волю всевышнего лишь - я сгину сгнию аки червьак.

Как много слету мыслей возникает о самом для себя, когда родителей вызывают в школу. Хоть и по недоразумению.
Мне стало постыдно пред бабулдругим ангелом. Ведь он меня знает не тем, что я представляюсь другим. Он видел не лишь мои свершения на глазах у людей, да и всякие низкие мелглаза всекрете.
Дверь кабинета слегка приотвкричилась, и меленько, держась за ручку, из него выползла бабуля – как 40оножикка, но лишь в крутикальном положении.
- Пронесло?- подскглазал я к ней угодливо, вспотев от непонятного в для себя и смутно волнуясь.
- Не совершенно.- Бабулька смотрела на меня, как будто поновейшей изучая наше родство.- Она произнеса мне, что ты чбыстрычайно сильно поизменялся. Что неплохая голова дураку досталась. И в для тебя стало больше какого-или сахара. Я плохо её сообразила – она очень умная. А для меня ты таковой же как ранее.
Бабуля говкричила небыстро, и я слушал её соклонясь.
- Ты ведь был у неё любигоником в старших классах. Она клиноктала отдать тебя в высшую школу арифметики. А я ей произнеса, что ты и так неплохо зарабатываешь. Тогда она как дура заплакала.
Я сообразил, почему учителька не вышла из класса проводить нас. Не желала навязываться. Но я сам к ней завтра пойду. Надо всё же выяснить, чему она учила меня и какой сукой я стал.
========================