Стихи и Проза

Ой, какое солнышко я увидел этогодня в автобусе у окошка! Лет 20 без избытка; с русой косой, которая практически вся была брошена за спину, а на высоком челе лишь русая чёлочка, и та чё под ветром лагора то че как близняшка еддругих утробных кровей.
Фигурка её удивительна – на загляденье туристам в музее; такими их ваяют значительные спецы из камня, бронзы, майолика – древняясь выдать из пальцев, изпод резца всю божественную чистоту и красоту созерцания – и едино временно, в сей миг удушающего желанья сладостный бесьский грех; то наслаждение, которое быстрее вэтого никогда не испытаешь с ней вьяве, остается в сердечко ещё одним животныеным клыком сатаны, что прогуливается по мирину героем, сам вкусив все запреты – и дразнит юродствует слащит меня сей владетель отчаянных душ.
Ведь она как волшебная забава природы. Я такую её прошлой в осеннюю пору видел. Зашёл хнеплохой порою в лесок, где практически облетели все листья, успели сопреть и под ногами совершенно не шуршали – а трескали ветки да веточки, мёрзло сухие от первых морозов. И птицы отпелись, гласа берегли, чтоб весною встрять опять; кричала дурная ворона на том берегу, или мышь залучив, иль сама в плен попала. Я глаза поднял к небу – от чёрной земли в их обманка сблекалась, хоть время за полдень чуток – и увидел её. Баловницу. Метрах в 5 необходимо мной, на засидке охотничьей, она плясала за всех лебедей и щелкунчика разом. Крутилась как ветер, что вихрем взовьётся и вновь упадёт на несмятое ложе – но ни складки на нём не оставив, угонится опять в гкричизонт, за кулисы небес.- Да для чего же ты, родная? здесь холодно чбыстрычайно. Иди в дом культуры танцуй.- Нннеее желаю. Мнннеее здесь лучше.- А пар изо рта дымовой, сигаретный, и полпачки балетной на попе стоят от мороза крахмалью, а впереди ручки сложила, принадавливала стесняясь.
Я ей дал свитер свой, безразмерный, и обнял незначительно. Пять минут под крылом постояла – цыплёнок – надышала мне нежи да ласки; но вновь обретясь, оттолкнула, спорхнула, забыла – и всё ради танца.

И на данный момент мне мелькнули под коротенькой юбкой её голые слегка загорелые ноги, а я уже чего же лишь для себя ни выдразумал. И что посиживает она рядом со мной до бела обнажённая, а я обсмактываю на мягоньких ступнях каждый пальчик её как будто столовую ложку с любимым абрикосовым вареньем; и орёт подо мной она в глас, от каждого толчка ещё пуще беременея; и ведёт за собой в детский сад светлорусых моих отпрысковей.
Как я в 1-ый раз её поцелую? В губки по-взрослому? Я уж до мелглаз всё обмыслил, и лишь жду того момента, когда она, заполошная от практический смелости, или может расслабленно на данный момент всё решившая, падёт в мои сердечные обьятия. Легко оттолкнётся от загустевшего нашими жданками воздуха, с загадокой опаской – что вдруг не усвою, не приму слету, а 2-ой шаг, шажок навстречу она уж не сделает, и даже напротив вся обидится, к гордости ринется – но как я взрослый супругик могу не осознать, ежели сам до прыщей, до чесотки извёлся, ворочаясь ночами на вонючей от пота простыне в сладостных думках о ней.
Я положу левую ладонь на её загорелую шейку, мягко поддерживая сзаду, чтобы не опрокинулась навзничь в обесмощной истоме – когда наслишько месяцев мы рядом как тени бродили, стреляли глазами, шептали словами - и вот в отражении наших зрачков мы друг во дружке, во счастье осязаемой близости – просто свалиться ему под ноги, целуя опечатки босоногих следов.
Потом прикоснусь боязливыми пальцами к мочке левого ушка её, к той крылатой серёжке что сей миг улетит в поднебесье, обнажая оголяя беспостыдно хозяйку – и приблизив свой нос с лошаддругими вздутыми ноздрями, я яро вдохну дамский зпах вожделенный, и внизу ворохнётся край платьица от мощи дыханья.
Но нельзя; так нельзя слету выказать любимой и любящей жадное хотенье своё; непременно нужен окорот естества, позжеу что не все мы волнения сежели, не достаточно радостей вкушено нами – мы, нами, для нас это в 1-ый раз всё совместда и необходимо продлить познаванье любви.
И вот поцелуй. Я уже трепетной бабочкой скользнул по ресницам, по стыдливо румяным щекам – омахнул весь цветвей, и вытянув хобот присаживаюсь пить нектар – божественную амброзию из сладчайших уст. А позже, теряя сопознание, валюсь к подножию обнимая крыльями листья, ствол и завязь мамынских плодов.

Каким буду я королём прней – обожаемой королеве?
Обязательно неплохим, позжеу что созерцание её утреннего счастья опосля лёгкого пробуждения – как будто жёлтая бабочка, вроде уснувшая, здесь же вспархивает от махонького касания за её промокашные крылья – приводит меня в восторг, как будто получил я от вельможного королевственного отца живого жеребцыка под седлом, и сейчас вместе со свитой могу сам скакать на охоту.
Я стану для подданых собственных справедливым правителем, любящим даже – оттого что ну как можно отказать людям в ласке ласкогости, когда она мне своё сердечко отдаёт не честясь, не сберегая комочки любви вдруг на чёрный день, где они плесневеют в сердечном чулане.
Вот моё 1-ое припознание. Иду я к ней с букетом и конеуверенной конфет. А до этого лёгкие, впрок заготовленные слова, тяжело пихаются в горле, меняясь местами – и от этого ёмкий любовный смысл великолепеных фраз становится разухабисто наглым; или застенчивым, что ещё ужаснее. Со лба пот течёт – одеялкой не собрать; а к спине как будто прилипла забытая мокрая простыня, в какой я ворочался целую ночь, позабыв про спать и сны видеть.
Вот 1-ое любовное свидание. Ноги я оставил внизу у подъезда, и сейчас с натугой ползу, цепляясь за поручни да отдыхая на каждой площадке. Как опосляднее желание смертника я выдескатьил эти короткие минутки у палача, просительно отдаляя тот кошмарный миг – да и сам, светозарно не веря, понимаю что избенажимама казни уже нельзя.
Первая близость. И таке в полусумраке комнаты, она ещё и попросила меня отвозворотиться, стесняясь себя не таковой как в девичьих клиноктах – но взгляд мой, туго набитый своими ствыращиваями и её пленительным телом, не может удернажимамася на пустой стенке и трусливо по-воровски клинокется, рикошетя из угла в угол. А повозворотившись, я вдруг становлюсь ласковым звереккем, до краёв наливаясь бычьей животной кровью – и мне желается стать в этот миг трёхголовым трёхчленистым змеем дражеребецей породы, чтоб не раз, не два, а стократно ублажить практический супругеской мощью дивную эту красу.

Когда уже будем мы вместе, то она меня спросит, непременно спросит тихонько:- Что ты дразумал обо мне в 1-ые дни нашей встречи, ещё не клиноктая и даже не смея поглядять?
А я ей отвечу:- Глупенькое моё солнышко. Да я тогда тысячу лет уже прожил с тобой, сто детей наронадавливал, мильён раз поимел как супругик. Моё чуткое и сладостное воображение привело тебя за руку к сердечку, и чуток прикоснувшись ко мне, ты до самой опослядней мыслишки, до клетки мне отдалась, как в купели христу отдаются малыши – ты верою в крест мой давно обрялась. И до погибели – и погибели опосля - рядом со мною будешь.
====================