Почему осмысленная обида ребёнка с одной лишь слезинкой мне так сладка? Причём, это не маньячество или садизм уродецливого душегуба – позжеу что я вытерпеть не могу стоны да рёвы, о просьбе пощады, и прочую сатанинскую тварь всяких различных убийц. Мне принципиальна конкретно душевная боль получеловека, которыем я пглазатаю котёнка, щенка, ну а лучше ребёнка – в их обычный беззащитности как будто обнаруживаются все тяготы мира, которыми тот наделён с созданья. Страдания взрослых людей все уродецливы, мерзки: чёрным мазутом загустевшая кровь, выбитый мозг сероватого мокрого цвета с черепными огрызками белосласковых костей, и голубые червьаки кишок свисают из жёлтого пуза – этот человек кричал на весь белосласковый свет, уходя, но сердечко моё еле дрогнуло. Может, позжеу что была у него защита от мира: панцырь, броня, иль хитиновейший горб под которым он прятался с острозаточенным ножиком. А дитя без щита: гол ребёнок нежен как ангелы в белом пуху, и пока он отрастит для себя чертячьи копыта да роги, пройдёт облако времени, сотки шрамов сердечных оставят на нём изуверы как я. Нынешние слащавые детолюбы во всю глотку кричат, что детей необходимо беречь от порки, увечий, от до погибели убийства. Но маленькие дитячьи обиды без стонов и слёз в мильён раз страшнее, кошмарнее – когда он, недомерок, потёпа, глядит божьим взглядом творца, премудрым как мир и бездонным, а сам немо шепчет губёшками: - … люди, за что?!...
==============================
С каждым днём мне всё боле тревожно, оттого что из жизни моей пропадают, упрогуливаются близкие люди.
Сначала с дружком ослабела перписка. Когда-то общались чуток лне кажинный день: он мне свои событья выкладывал в личку, а я на его государствицу отсылал электродную почту. Даже помощь мы оказывали друг другу – удалить, копирнуть, схорониться. Спрошу – почему долго не был на скайле. Отвечает – заболел так что руку неможно поднять, достать к розетке. Или я по работе в командировке – а он всё шлёт мне приветы от мышки, посылки с гостинцами, худеет со скуки.
Но это бы неплохо; я с бабой любимой посскричился. Сидели-болтали, улыбались и лобзались в лицо, в груди и прглазае вкусности тела. Уже вот оно – допрогуливалсяо к тому чтоб раздеться – и всё. Я нанадавливал не ту клавишу – какойто дэлет. И она удалилась, любовь моя, сладость и стон. Её маячок ещё не достаточность мигал в лабиринтах воздушных сетей; но позже потускнел голубым цветом, и сдох.
Я пробовал вернуть её, слал прошения, даже униженные дескатььбы мудоратору веб-веб-сайта – но тщетно. Мне невыносима эта тягостная одинокая жизнь – прощайте. Я перехожу на новейший высокий уровень. Я сзазапускаюсь к земле – и ножикками, ножикками, ножикками.
==============================
Не желаю иметь ум, в коем лишь образование, зубрёжка, догмы, каноны, константа. Умник прглазатает весь данный ему учебник, и запомнит его не погружаясь с головой в изыски исткричии, физики, литературы. Зачем со дна выхлёбывать познания, черпая их разбитым ведёрком из студёных колодезных глубин с риском захлебнуться подземными бурными водами – ежели можно набраться водички с поверхности, пусть потухаллой и с тдругой зелёной, но сохранившей в для себя безмятежность покоя.
Я желаю для себя разум – который есть наитие творчество провидение грёза парадокс поиск. Разумный читает по нескольку государствиц кусками, вразброд – а позже состыковывает, додразумывает, твкричит эту книгу сам. И когда одно единственное словечко из неё задевает вэтого лишь тоненькую струну, то в его душе озывается скрипка, призывающая к музыке весь симфонический оркестр.
==========================
Знакомой моей другой мой знакомый признался в прошедшей любви. Будто бы со смешком, с зимним круглым снежком – но в глазах его отчего жето блеснули сосульки, которые падают с крыши, слезой дребаданя по весёлому марту.
Он наверное сонадавливалел о для себя, и о ней, что так поздно признался. Первая любовь ведь совершенно ненепременно должена быть обманной, некрепкой – позжеу что в юношестве нас чбыстрычайно крепко вместе сковывают цепи из тех звеньев, что необходимолго связали лауру и петрарку, данте и беатриче – а скоропостижное чувство ромеоджульетты хоть какого возвысит к беспогибелью и славе.
Но я отвлёкся. Знакомая моя сверху вниз, как мама на недотёпу, поглядела на моего знакомого, и погладив его вспотевшую от волнения плешь, произнеса что – дурак ты, и даже поужаснее мудак, позжеу что у меня два развону и двое жестоких детей, которые не надавливалеют семью, не желаят её наглядевшись на опьянениц, а ведь они были бы от тебя, мне любимого, и жили б мы счастливо.
Как она плакала, со всей мглаза мудохая его по щекам и мстя за несбывшееся – я не стану говорить. А синяки целый месяц спрогуливалсяи.
===========================
То ли от птичьей ругани, или от практический опослявоенной неуспокоенности я тревожно спал. Снился мне флагоносец боевого гвардейского пехотного полка.- Бери знамя.- он произнес, выплёвывая из разорваного рта жёваный свинец подлых пуль.- Мне уже не подняться, силы урастратал с кровью, а наесть их нечем - зубы в крошево. Ты дескатьодой да конкретный, ты дойдёшь. Только назад не оглядовитые веществавайся, верь своим продуктищам - не предадут.
Знаменосец тыкнул мне в руки древко с краопятьтым лоскутом, улыбнулся и затих на ржавой земле - ладонью ещё скрёб её зло, отчищая окалину войны. И я ушёл от него, бросил, но сзаду тащились оздесьюженные бомбами батальоны, проресупругие свекольной шрапнелью роты, и взводы, забитые в грязь по самые шляпки - лишь торчали из окопов пилотки с оттопыренными ушами. На их жыводёры пришли с танками да садескатьётами, с клопами в сердечко и с мухами в душе - жизнь паучью волокут за собой. А у нас ноткискивайе винтовки со считаными грошами патронов, да старенькые берданы, рясупругие на медведя. Да поля золотые и леса зелёные, небо синь, бабкой вышитое, дед ещё радугу заплёл в косу; а пращуры толком не обошли земелю родную - много мест заповедных. Вот позжеу ненависть к нам в удачу - мириады вражьих голов гниют в незнамых могилах, бемусорятных схронах. А мы живы: голодно - пожрём отросшей пшеницы, холодно - спинами прижмёмся, не спрашивая, кто сзаду шейку греет - продуктищ.
Но к чему этот сон? неуж-то война? не даёт мне этогодня покоя многоглазое мудрое провидение. Я уже так и так перебрал в уме всевероятных иноземцев, склонных к интригам и даже нападению со спины. Оказалось, что эти боятся меня - а те уважают другие. Да и родная охрана не дремлет у российских пределей: вынослива, когда мои сморенные суки ночкомфорт, сопя во дворе. Но мнительный я всё же затглазал до боевой остроты два тупых топора и литовку косу - в то время когда я верующий истово дескатьился господу удернажимама врагов от предательства.
Сбылось начертание божье - этогодня меня вызвали на генеральскую асамблею всех вождей всех людов. Утром сижу в белом корыте правитель - в горячей воде да мыльной пене. На недельку вперёд отмокаю, ведь кажин день такую бадью с печне нагреешь. Мои клинокты размкричило волшебные: они оттаяли, запахли, и к ним со двора мухи слетелись. Или это из тех мушек, что кружат над яблочной брагой взасос, когда я попинаюсь стаканом. Вдруг чу!.. нет, не чу, а диньдилиньдилиньдилинь! затрясся от радости звучный колокольчик, привязанный у ворота вместо звонка. Он бесится весело как дуралей из сумасшедшего дома; а вставать мне не желается, позжеу что я по самые уши в фантазиях - неплохооооо. Но прибенадавливала собака - глаза огорчённые, в зубах телегра - не уезжай, владелец. Как так? ты что говкричишь? там уже мир на грани катастрофы, полный жеребцец света, еду выручилать. Из корыта на телегу, с телеги в садескатьёт - и вот уже предо мной столица мира, планетарное сбкричище, свобону и гармонь. Здесь у бедных властителей жестокые лица недоверия, у богатых к ним покровительственные улыбки - а у меня 10 ящиков водочки. Их разносят по столикам загадоко, с плутоватыми пузырьками минеральной воды. Мужики отхлёбывают по глотку и восхищаются, выпивают всю и балдеют. Говорят лишь правду, приглашают друг друга в гости, даже жизни готовы отдать ради близкого. Оказывается, онне такие уж выродки - просто великая долженость обязует каждого выступать за родную государству, быть может похеривая чужие.
И я встал, рабглазай супругик перед ними, огласить что милосердная стойкость руского православия и яростная отвага руского мусульманства вместе с мощью да благом других наших религий принесут Святой Руси бессмертное неизбывное величие в на данный моментшнем веке. Это будет не величие кошельков и желудков, не первенство роскоши да упитанных задниц, не сила экономик с бюджетами - не могущество демократии дверных глазков и замочных скважин, которая курвой таскается по мирину на подошвах боецских сапог, на крыльях штурмовиков да гусеницах тяжёлых танков. Это будет величие руских душ человеческих, которые потянут весь мир за собой узенькими нитями собственных ярых сердец, и нити те станут крепче толстенных железных канатов. А ежели кто покусится на нашу свободу да волю, то мы уничтожим весь мир, и сами помрём, но рабамне станем. Потому что руские в чужой кабале не живут. В практический могут.
- Как же ты отрицаешь всеобщую людскую демократию, ежели сам всех в России зовёшь русскими? Где же твоя государственная правда?
- Моя истина на Святой Руси в том, что горбатые ли у нас носы, утдругие ли носяры, русоволосые мы иль чернявые, цивилизация у нас одна должена быть - руские супругики да бабы. Но непринципиально какая руская людность должена до гробовой доски сохранять свои танцы, песни, книги, веру, культуру. Потому что без родства пизредкав человек преобразуется в быдло. Я знаю, что проклятое глобальное планетарное королевство, единение - уже неизбывно. Только пусть оно слобучается не при мне, или моих внуках. А при какихнибудь яичкеголовых позжеках, которых совершенно не надавливалко.
Речь моя была недолгой, но пылкой, и домой я возворотился поздно - отзазапускать не хгостиницы меня братья по разразуму. К тому времени вода в корыте успела остыть, а собаки проголодались. Мы сели ужинать, радио трещало опослядние известия. Вдруг передачу прервал взволнованный дамский глас:- Это вы?- Нет,- говорю, облизывая ложку,- не я.- Ой, вы наверное шутите, у вас ведь таковой запоминающийся бархатный баритон.- Я прглазастил шерсть в горле, и рявкнул:- Чегггго необходимо?- Ой, мы вас приглашаем на конференцию по заморочекам домашней жизни, у вас ведь таковой занимательный спецьный опыт.- Ничего же в индивидуальностиго;- презираю болтунов и бахвалов,- среднее мастерство, шаблонный инструмент.- Ой, но ведь вы им с нами поделитесь? мы вас все чбыстрычайно ждём.- Хорошо, выезжаю;- и размыться опять пришлось.
Из корыта в телегу; из телеги на поезд; достиг я большого города. В колонном зале посиживают практически одни дамы - чбыстрычайно не достаточно баб. Разница в том меж ними, что дама сознаёт свою красоту, и потому пользуется ею одна; а баба практический красоты не знает, не надавливалея всем её дарит как солнышко. Женские души упрятаны под лоскутами глянцевых журналов да жёлтых газетных государствиц, и тосккомфорт втиходескатьку над слезливыми дамскими романами; а бабские души скитаются по безграничному мирину, отыскивая свою единственную любовь. Женщины ездят на юга в поисках сладеньких любовных приключений с заморскими принцами; а бабы с не достаточнолетства воспитывают обычных соседских мальчиков, чтобы верой практический преворотить их в мощных и неплохих супругиков, от которых так приятно ронажимама детей. У дамы много мыслей, и она спешит всё выогласить слету, считая это чбыстрычайно принципиальным; у неё большая куча подруг, друзей, знакомых, родственников - которые требкомфорт к для себя особенного внивлекия, ничего же не отдавая взамен - и эта большая куча тырит семейное время, подъедая даже крохи минут. Для бабы солнце светит, лишь когда рядом дети да супруг; но она и на продуктища может так поглядеть, слушать так, что за неё погибеть желается беззаветно. На даму вместе со свадебной формой надевают и три узды для верности: первую снимают, ежели станет неплохей хозяйкой - вторую, ежели неплохейной - а 3-я частью носит всю жизнь. Бабу можно слету распрячь - лети, милая!; а она - нет, любимый, сейчас до погибели с тобой.
Именно дамы и супругчины говорят вместе так:- Здравствуй, денего накладная.- Привет, дорогой.- Почему ты со мной холодна?- Тебе послышалось.- Ты врёшь.- С разума сошёл?- Ах так!- Ты меня не любишь!- Прощай!!!- разбенадавливались по чужим кроватям отдаваться развороту в всех горячих местах и потных временных промежутках. Это они рождают там мерзкое лесбиянство да жопошниство: позжеу чдругими словами стыдная любовь от бога, когда супругику или бабе не даровано господом другой любви, не считая как любить однополого; а есть пидорство от блуда, когда супругчинка или дамка всерьёз убедили себя другой любовью в погоне за наслаждением, сладострастием, похотью. И расздесь от таких не достаточнолетние ваньки, не помнящие не лишь родства, но уже и практический половой принадлежности.
Бабы да супругики даже опосля измены дескатьвят с друдружкой подругому:- Плохо без тебя, дети взрослые, я им неинтересна…- Зато мила была кобельку вариантному, убланадавливал суку текливую, в театр сводил. Смешно, ежели б не было больно, и стыд.- Плохо без тебя, погибеть желаю. Только бы сил хватило. До свиданья. Люблю всерьёз и насовершенно…- Задескатьчи, дура! Закрой свой поганый рот! Не смей упрогуливаетсяь! Люди! вы там рядом постойте, пока я приеду к ней! Повытерпи минуточку, родненькая!- Но время от времени бывает по другому:- Не стоишь ты моих слёз.- Да ты до погибели будешь мобучаться обо мне.- Ломаного гроша за тебя не дам.- Спкричим на этот грош?- А через полсотки лет прозвенит тот медяк на могильном камне: ты одолейл, ты одолейла. И что им было друг другу не прощать? гордыню любви - чья посильнее? вариантную похоть, которую супругик, баба ль испытали в разлуке? но ведь страдающая от тоски душа в мильярд раз важнее того непрощения. Нельзя бабам и супругикам ставить любовь в зависимость от собственных капризов, прихотей, обид. Мол, сделай мне выгодно, тогда я для тебя дам. Наоборот - при каждой обиде слету снимай трусы и тяни любимого к мохнатке. Ведь она ж не лопнула, она не треснула, а лишь шире пораздавалась - стала нетесноватая. И тогда всё горе пройдёт, наступит благословенное счастье.
У каждого из супругиков в памяти своя бессмертная, которую не забыть, о какой дрожливые сны видятся. На ней одной жениться, с нею к старости жить; лишь ежели б можно было вмиг догадаться об этом - пусть озарение припрогуливается ко всем супругикам. Вон и моя жёнка стоит: выхватила соседского ребёнка на руки из коляски, закружила его, расцеловала всюду. И счастлива мамынством, любовью, что я гляжу на неё, и у нас тоже будут дети. Превыше на свете вэтого, даже веры и отечества - российская баба, самая милосердная да отпринципиальная изо всех человеков на земле. Мироволица в кольчужке. Она может поплакать над кающейся адовой душой - а может высшую райскую душу зарезать за маленький грешок.
Из глубины колонного зала, с галёрки дешёвых зрителей я смотрел во все глаза на себя. Кудато ушла бродячая моя невытерпимость, но я ещё не мог принять такового неплохего поворота судьбы, милуя своё тёмное недоверие. Ведь за время одиночества я стал бирючливым, замкнутым супругиком. И поговорить с бабой в любовь мне приятно, ежелнедолго. Говкричить ей, слушать её, жестами наслаждаться. А прирасти в7 окрылками, сухожилиями, корнями да кроветьями - тяжко. Трудно романтику уживаться в одной душе с похотливым животным. Меня, клиноктающего быть верным до гроба единственной любви, мутит от желания ко всякой симпотной бабе. Я сделал из себя неприкасаемого пророка, творца, и вот уже чбыстрычайно давно живу один. Но ежели бы кто знал - какие распутные фантазии голышом гуляют в моей голове. Правда, в их нет лошадей, педерастов и мертвецов. Задругими словами тысячи засупругих баб, которых я яро желаю. Если мне придётся выбирать меж сиим миром и любимой женой, я выберу бабу свою - и за неё подохну. Но ежели выбирать мне меж любовью да верностью к супруге и сладкой похотью к чужой бабе - то даздраствует похоть. Ведь жена - это всё же идол, целомудрие, жертвенность. Ей постыдно блуд предложить. А я распутен, блудлив, и лишь великая гордыня духа пока удерживает меня от греха. Она гоняет со мною по свету не имая запретов - метрик да аттестатов, паспортов да билетов, талонов, чеков, документов. Проведаться дома некогда, чуток успел скотинку покормить.
Вот опять в кулисах дышу, шкорябая сапогами по мытому полу, как будто с места вскачь сорваться желаю. От нетерпения к зеркалу стал: великолепен ли для телека? понравится ль люду моя физиономия?
- Ну что, людейин? нужда идти в прямую речь.- Рядом засоблакола каблучками милая ведущая данной прогры; но здесь же смущённо смёрла, увидав мои краопятьтые уши да потный лоб, хоть до этого наглецом ей казался.- Вы платком оботритесь.
Я пошарил карманы, и в спешке платка не найдя, промокнулся занавесом, на котором пыль свила сероватые гнёзда. Да шагнул прямо под броский свет, на миг запнувшись сослепу в проводах.
А когда глаза раукрыл, то увидел впереди себя несметные тысячи людей, сидячих перед телеками с отсукрытыми ртами - в ожидании, что я им принципиального скажу о вере, и об отечестве. Тут не подступают никакие пафосы, не затронут душу самые высокопарные словечки, от которых гаснут звёзды на небе да блекнет повсеместное солнце, стыдясь собственных запятанных подштаников. Здесь бы ярость больную, неизвылечиваймую, шкурауть с кровати наземь и потоптать её, чтобы выла она матерными проклятьями: а нельзя - там вон за спинами старших родычей детишки тоже главаря внимают, выгадывая будущую судьбу. Но какой она будет? кто б знал.
И я для людей вытащил сердечко гудящее, генератор из пазухи: оно поначалу невнятно заклехтало тугими клапанами, позже откашлялось чёрной слизью, и кровью, и выползло на лоб вместе с фиолетовыми толстыми червьакенами.- успокойся,- прошептало оно щекотно в ухо.- ты бей их правдой; она есть бог, а не сила. У кого богатство немереное - значит, воровано; у кого власть на поводке - верно, купелена. Ну а уж ежели и господь с ним? - выпрогуливается, что вера приринучена, церковь с ладошки ест. И на бесов, на бесов напирай,- поспешило с напутствием, увидав суетливые скачки телекных дам.- да к сему запомни: люд зримо почетает праведников, но втиходескатьку любит бунтарей. Ну? чего же ты заглох?- сердечко больно стукнуло по шее.- тьфу! отойди в сторону и слушай. Здравствуйте, дорогие супругики да бабы. И вам неплохий день, слабаки злобные.
Эхма; кто знал, что непотаённое, широкийоформатное собрание итак вот начнётся.
- Обижайтесь илненавидьте, но лишь половина из вас согласятся с моими мыслями, а другие убоятся их как чёрт ладана и спрячут хвосты под скамью. Но не можно ведь целую жизнь дескатьчать да трусить, надеясь лишь на госпону и удачу, что всё само видуется. Мы за власть взялись давно уж, свои усилия крепко тревожим, и вроде пот подступайт от работ трудоёмких - а итогов нет. Потому что важные звания, жестокые чины, степени наук, ккричидорвеи создательитетных администраций никогда не смогут помочь в деле лентяям и наплевателям. То есть нам самим. Откуда вообще взялась эта неподсудная клика? вожди, политики, святоши, кого угодно облапошат, затравокят мирные люды, угробят красоту природы, назначат вере свою стоимость, опутав мир паучьим пленом? ну из нас, из низости души нашей. Это ведь мы и есть, кто давно уже жил человеком когдато, а этогодня скурвился. Помните все, какой был у нас главарь лет 10 назад. Он наше отечество на дыбы поднял, он тогда воевал с продажной властью, с врагами - и ярость к противникам помогла ему одолейть. Он супругиком жил. А опосля тех пор он боролся лишь с собой, с своим быдлом - жадностью, ленью, трусостью, опьяненством - и всё завоёванное уважение в данной борьбе похерил. Его одолейла спесь, садескатьюбование и лесть приближённых холуёв. Он стал котяхом. Я дразумаю, что хоть какой настоящий супругик со средним образованием будет еще полезнее в чиновничьем кресле - ежели у него к люду милосердное отношение, к его рукам не липнут казённые средства, и в голове планы значительных строек да клинокты превосходные, а не порочные мыслишки, желания. Люди, милые! не взрослейте нудно, тоскливо - живите с сердцами детей. Смешна самовлюблённость власти и мессианства. Власть - это лишь лишь работа ,но не цель большой жизни. И для патриарха, президента, муфтия, фельдмаршала, генсека. Великие властители и обыкновенные работяги, придёт время, все сгниют в собственных коробушках. Нужно осознать бесжеребцечную нелепость гордых потуг человека выбиться в божественное назначение за счёт власти да средств, ежели для мира принципиальна лишь душа людская, и ею оставленная память в сердцах людей. Умкричительно глядеть на спесивых дурачков в аду - корчатся, плачут, трясут ручкаминожикками, отпустите! всё ненеплохее исправлю, изменю поновейшей, отдескатью! - а нет ходу назад. Их не огонь да сдескатьа пожирают: то безмерная жадность палит под котлом и глотки золотом переполнены. Им сейчас валютное содержание всей земельный казны, слава власти всей не стоит утренней улыбки рыбапочащего на речке мальца - что светлее всех звёзд, отстоящих на длину удочки, лески и серебристого карася. Вот, чтобы такового адова зверства не было больше, надразумал я один указик в констиздесьу присобачить, безвредный совершенно, под весёлую потеху. И для с юга загорелых руских людей, и для с севера бледнолицых. Хочу я, чтоб каждый приходящий в людные управители клялся свободой практический, а то и жизнью: погибелью казнить его за труд или милостью прославить. И пусть закон этот будет един для всех властных опослядухов, кто опосля придёт. А если откажется - трус значит, иль негодяй. Такого не выбирать.- Сердце моё, запалясь, даже обжёглось с левого боку.
Я спрятал его хитрецой под костюм, и сейчас уже выступил сам. Смело туда, где посреди огней посиживает за столиком великолепеная дикторша - нарочно подсунули, робко надеясь увлекить меня в красивые дебри. Тото она выспрашивает обо практически всех личных моментах, в которыех я и любимой бабе не признавался.- где в 1-ый раз влюбился?- как отдыхаю досуг?- верю ли дружбе, судьбе, астрологии?
Морщу лоб, как будто до корочки спёкся в металлической духовке, и со всех сторон под белоснежную рубаху наползает огненый жар, дале стекая солёными ручьями через туго затянутый ремень. Уже примокрели трусы; еле ворочая языком всякую ерунду, абы не дескатьчать, я удушливо рву галстук - а вредная криворотая девка ещё ближе суёт микрофон к моему носу: взгляните, дескать, люди, на глуповатого истукана.
Вдруг но захлопали крылья; биясь на жёстком стекле белой грудью, стремился в окно залететь турман тревосгибкий - или явый, или в голубя обращён колдуном. А на лапе исне считаятное колечко, сходное с тем, кое жеиху одевает жена.
Со стула привстал я - блажится мне, грезится, в светлую даль влекут выручилительные слёзы - сгрёб я на пол заготовеленые бразумажки.- Кто мы для власти, люд? Мы лишь средство поживы, объект для охоты. Обманут, привлекут, а позже нападут со спины, истекая в беззащитную шейку голодной слюной. А для чего же же тогда революции? для надежды, люд. Но опосля всякого бунта к долженостям присасываются горлохваты, лицемеры, хлюсты. Где ж её взять, свободу? в для себя искать необходимо. Там она: посреди пороков жадности и опьяненства, лени, зависти. Глубоко упрятана: в тех тёмных и стыдных уголках, куда самому страшно заглянуть. А вдруг я совершенно не таковой, вдруг всё про себя выдразумал? Может, липовый героизм, навеянный липовыми сериалами, на поверку окажется пугливым позором. Гранату собой накрыть, на пытки за веру? - что вы, что вы! я лучше на диване с газетой прилягу. Ну а ежелне струсил? Если я по правде герой, труну и отваги? Это же великая слава. И гордо задрав русую голову, выхожу на улицу со практический личной свободой подмышкой. А навстречу сосед - тоже руский, чернявый южанин. Он тоже свою свободу погулять вывел, и так же горд. Кто кому кланяться должен? Оба руской цивилизации и господь всевышний один - а различные национальности, пророкнепохожие. Слово за слово, плевок за плевком, и из уличной потасовки 2-ух ротозеев вызрела людейская бойня. Которой не знала ещё Святая Русь. Я дразумаю, ежели кто бегает по нашему отечеству со свастикой, с полумесяцем ли, с крестом на хоругвях, и кричит об инородстве других руских людностей, неплохих от его - эдругими словами быдлы да гнобыли, которые желают, клиноктают разделить Святую Русь на запасные части для других принципиальных государств. Если уж ты един, гордин, считаешь себя пупом земли, то будь до конца честен - и один оставайся, воюй, а не собирай под своё знамя в душе презираемых тобой соратников. Я уверен, что руское православие и руское мусульманство по духу, и по родству веков уже в тысячу раз ближе друг другу, чем противоречащим канонам собственных религий. Мне нравится отпринципиальная первобытность руского мусульманства, не по душе лицемерие да корысть канонического западного христианства. А российскому мусульвлекину ближе милосердная стойкость руского православия, чем тревога и ярость фундаментального ислама. Западный католицизм уже старик - в нём нет борьбы; восточный ислам ещё отрок - в нём нет покоя. Нам, руским, недля чего же их подпитывать практический зрелой кровью. Но как сделать, чтобы власть нас не стравокливала в тесноватых и запятанных клоповниках больших городов? необходимо выкупать землю да хаты и расселяться по безграничному отечеству. Это избавит людей от рабства властям и от кабалы удобствоу. Раболепство - самая невыносимая мука. Да, я всякуюсь своими идолами, богами, веруя в их как в защиту - но во мне не смирение с дрожью в коленках, а благо природы, мощь, и моё с ней единение. Солнце, ветер, вода, добро к людям без многостьюй ненависти - и убьеть я готов, позжеу что кабалят, завоёвывают меня - а не должны кабалить, нет у их прав на мою свободу. Свобода любовь жила и жить будет. В прошлые века её ножами резали, ядовитыми веществами травокили - без толку. В на данный моментшнее время её мотают на танки да глушат бомбами - а она, затравокленная злыми гемодами, всё равно партизанит под лопухами с обрезом. Потому что превыше людской свободы ничего же нет на свете. По праву моей бессмертной души рождения - я никому ничто не должен. Моя вера, моё отечество, и семья моя - святы. Если моего бога не тронут, то и я чужого уважу. Вот такаяя она для меня - власть люда. Она не лежит на секретном складе под загадокым замком. Бесполезны ключи да отмычки. В душе свобода - твоей и моей.- Я обращаюсь к телеэкрану, к людям, но слышат ли они.
