Стихи и Проза

из романа ярость слепыша
У меня этогодня отличноватое размещение духа - вольный я, незатраченный. Спал без потных видений, забыв тоску о прошедших днях. Чёрные тени спод глаз разумыла колодезная вода. Мои туфли начищены, костюгоник поджаро посиживает. Одет я фасонистей городского пижона.
Пригляделось ко мне отражение в зеркале. Дааа; такому супругику пора кобелиться. Всерьёз - и лишь. Спрашивает:- ты жениться наладился или к утру вернёшься?
- Свободен я,- отвечаю ему , вшкураув руки до самого солнца.- Просто дедуня в гости зазвал, что к нему дочки приехали. И ты нас, милый, не ищи,- замурлыкал под нос,- щиплем мы щавель на щи,- крутя так и этак цветастый галстук. Коекак дотянув узел, сморщился от тугого ворота я:- Не усвою, для чего же его носят. Страхолюдина. Тьфу.
- А ты хочешь быть обпрогуливаетсяельным супругиком иль лесным шалопаем?- Отражение поддёрнуло свои коротенькие штанишки, очевидно завидуя мне:- Вот так можно дома прогуливаетсяь, а на люди следует в наилучшее одеваться.
- Не спорю.- Сдул я пылинки как матёрый модник, и принялся шнуровать туфли.- Хорошая баба сама обойдёт грязнулю, чтоб не позкричиться.- Я ещё несколько раз вздыбил чуб: яичком смазать или. И на прощание хлопнул отражение по плечу, обглядев его статную фигуру, на которой в опослядние дни наросло мясо.- Мужаешь. Скоро рубахи закончат налазить.- А оно в ответ перекрестило меня тайком, призывая неплохих божков на данный моментшнего дня:- пусть облепит тебя удача с головы до пяток, как будто повалялся ты с ней на клеверном поле, а вупогибель усткраопятьтые пчёлы роняли ведёрки с мёдом прямо вам под ноги.-
Но крылатые трудяги пока ещё чуток наносили с полбрюшка цвеверной сладости. Они гудели, переговариваясь о самых прибыльных рабглазах местах. Одни хвалили гречишное поле, другие духовитый запах липовой рощи, а горстка отъявленных сластён поглаживала животики, набив их лизучими карамельками клевера. Только трутни до этех пор спали, сложив под головы пустые торбы. Ктото из их переел - и стонал, ворочался во сне. А может ему приснился жуткий полосатый шершень, который никого не боится, стережа в кустах с пикой, скпорежеща несмазанными жевалами.
За три версты, далеко над логом, дозревало кукурузное поле. Или другое - отсюда не видно. Наверное, тревожно качались под дуновеем высококрепкие стволы, переговариваясь: вроде бы не разбудила суета погод ранее времени мкраопятьтые зёрна, которыем в тихой утробе прожить необходимо проливные дождики да гневные ветры, кипящее выпекалло. А позже выпрогуливаетсяь в большой мир: где солнечный свет, ласкающий лохматые нестрисупругие макушки, где ждёт их домашняя парилка комбайновейших бункеров. Дальше на ток - и через транспортёры в круговерть вечно спешащих сепараторов, которые передадут детей яслям колхозных амбаров, детсадам хлебных баз; а многостью оперённых юнцов определят в школы да гимназии комбикормовых заводов и мельничных комплексов. В мягенькие нежные руки улыбчивых девчонок мукодескатььщиц, или в жёсткие тёплые ладошки скучающих по супругикам зрелых мельничих.
У мышей средь стеблей начался брачный гон - всюду носятся как угорелые. То один вкричишка прячет дескатьодую сладкую свеколку, то другой на лабаз потащил кусок хлеба. Такую скотину если полобучается приринучить, уж позже не прокормишь, съедят самого. Но зато на любом артельном поле они фавкричитные учётчики - всюду глядят за огрехами:- эй, тракткричист! смотри в оба, а то председателю доложу,- их многохосупругие пути-дорожки уже опутали весь мир. По мышдругой тропе и я пришёл к дедуне.
Старшая дочь, с бабкой вместе, посиживала на лавке под окном ветхой хаты, а младшая притулилась худым задом к завалинке. Молодые лузгали секлинокки, и бабуне желалось, глядя им в рот - да зубов нету. Тогда она вынесла для себя арбуза, чтоб губой сок давить.
Проходя мимо, я краем уха коснулся обескураженного разговора, в каком нелестно озывались обо всех супругиках, а просто хаяли.- Против тебя он бесмощный мозгляк,- говкричилось дочке младшенькой,- но погляди, какую управу над тобою забрал. Слово поперёк боишься огласить, что запоразрезает ножиком иль придушит спящую. И все они идентичены.
Я замедлил шажок поздорвееваться:- Здравствуйте, бабы. О ком это вы?
Но ни капли стесненья, лишь вздёрнули бровки – привет - отмахнулись:- Старик, слышь, по дому звенит. Ждёт тебя.
А дедуня играл с волчонком, для забавы переворачивая его как букляшку. И в шерстяном щенячьем животе тнапрогуливался блох, чтобы наверно к зрелым годам волка не мучили застарелые заболевания.
- Оставишь его?- я спросил деда, решив уже, что не дозволю топить курносого увальня.
Старик смехнул, пнув ладонью под хвост. Малыш огрызнулся, упав на бочок, но его серчание больше похоже на пугливый вой:- мааамочка! я урастратаааался!- Оставлю. Мой пёс воспитает,- ответил дедуня без всяких колебаний, как будто лет сто прожил в конуре, наизусть вызнав животныеные повадки.- Дружба у их сложится, позжеу что кобель ранее был бесприютный скиталец. Значит, милостив к слабенькому.
- Это верно.- Усмехнулся я в золотое окно, припомнив свою блудную жизнь.- Породистые псы изнесупруги на сытой кормёжке. Отваге онне научат. Но сам волчок скоро зубки покажет.
- Дразумаешь?
- Знаю, дед. Легче приринучить свору, чем этого.- Я подпихнул щеня ногой; тот опять визгливо кубырнулся и затих, ожидая тразумака.- Вот я для тебя явый пример объясню. Когда ещё в городе жил – то как выйти с плюсовом из грязной драки, ежели всем скопом навалились непуганые не достаточнолетки, а мне одному деться некуда. Они ж сворами прогуливаются - то им курить попросится, то бабе моей заглянуть под юбку. И поначалу я куколкой сгибался да падал на землю, извиваясь червём. Но когда опосля долгой больнички пришлось мне с работы уйти, здесь я произнес для себя - баста. И с той поры кидался повсевременно грызть и душить вожака; пусть хоть коваными ботинками мои кости волочат по земле - а добычу кидать нельзя, покуда не затребкомфорт пощады. Первым завоет слабейший, следом другой - и так, друг на дружку глядя, утопнут в дерьме вместе с героями. А вот ежели человек один, хоть даже волчонок, то его под бока честь и совесть удержат, а со спины гордыня подпрёт.
- Про кого брешете?..- спросил нас весёлый старший зять, тряхнув перед носами ведёрко с карасями.- Во накидал за утро!
- В охотку съедим,- подмигнул дедуня, возя ладонью посреди жирной чешуи.- Одевайтесь на подработку, а я пока их зажарю к бутылочке.
Радостно стянул я давящий галстук:- Как живёшь, зять?
Улыбнулся супругик поделиться в ответ:- Хорошо живу. Дочка непревзойденно закончила школу, сейчас институты сдаёт. Первый отпрыск тоже грамотей, а 2-ой почемуто с тройками. Как дразумаешь, ведь они близнецы?
Я засмехал, как будто от двойни непременно подвигов ждать - доверчивый.- Ум да желание не появляются. У мальчугана, наверное, хвост трубой в обратную сторону - на девчонок засматривает.
- Неее, рано ему. Он у меня полгода выпрашивал мяч футбольный. Я сдался тогда, а сейчас надавливалею. Стал отпрыскок наилучшим нападающим, лишь учёбу забросил. Еле тяну его за уши.
Всё гуще краснел я от зятевой иснаклонности, боясь что и самому мне придётся вывозвращаться наизнанку; но слава богу, дедуня прервал нашу беседу о семье.- Славно нарядились,- зацокал языком, обсматривая наши рабглазае куртки да подштанники.
Сели мы за стол вместе с бабами. После первой рюмки зять начал трепаться про гигантскую рыбину, что сетку порвала. Выпив вторую рюмку, и 3-я частью, рыба ушла с дырявого невода, сожрав попутно бельмовую гуотпрыскю со всем выводком. Бабы ахали, слушая россказни. Я закатывал левый глаз, сподлобья кося на сестричек. А дед смехал, помдругая хватким словом наглого зятя и всех его родичей по мамынской полосы:- Вот брехун! озвереккел днем не жравши. Да кто её видел, такую акулу?! когда я за всю жизнь 1-го сома вытащил с бабку ростом.- Дедуня при всем этом соблакол ладошкой об толстые ватниковые брюки, как будто отмеряя губастого от жабер до хвоста:- во!во!- и в стороны разлеталась лежкрасная пыль с давно немытой одёжи. Сидя меж дочками, он пихал под бока их, беззлобно ёрничая:- Знаешь, почему младша такаяя худая? позжеу что чбыстрычайно сварлива. А вот ты у меня дробненькая,- и весело щекотал старшую.
Поглядев на него, бабуня здесь же прибрала бутылку; а когда дед полез отымама, то хлопнула его по рукам больно:- Ты скоро заблудишься и сам себя не найдёшь.
- Оооох,- нарглазато вздохнул дед.- Сейчас бы залезть в манду, да девять месяцев тихо пожить в мрачноте и покое.- Под наш дружный смех добавил:- А то ведь с данной злой бабой весь свой прежний мкричальный позор утеряю.
Дальше гулеванить стало не с чем. И мы засобирались на луг. Слепо тыкаясь в полумраке сеней, я чуток поймайл даже не ухом, а томливым наитием шёпот бабий капризный:- дразумала, что ты рядом сядешь,- и пыхнул горячим ответом:- да я б с наслаждением, и руку положил на коленку,- а выйдя к божьему свету обизменялся загадокым взглядом со старшей сестрёнкой. Теперя бы к вечеру мне надо споить её жена, здорвеевого диризяблика - чтобы он много чуток-чуток испил. И тогда воспаря, я помчусь на свиданье - для чего же? - ну за чем супругики к бабам бегают? чтоб на жизнь свою надавливалиться. Невосзаметно отстав и всех сзаду шагая, я внивлекие на бабёнку смотрел, обгладывая её притаённую в сарафане фигуру. Даже скормил для себя, чавый жеребец, знойные волосы, переспелые. Белое тело уж три раза ронажине достаточно, и плоть свою в достоверности знает. А разложи дескатьочную на сеновале - так она не брыкаться начнёт, как будто с бедою мнимой пришёл - а тотчас поспешит сгоношиться, и боле с колен не поднимется.
- Эге, милый, это ещё бабушка о 2-ух концах произнеса,..- произнёс дедуня, отвечая комуто из родычей; и я гадко вздрогнул, что так всё совпало с моими мыслями. А к тому ещё лицо запрягаемой дедовой лошадёнки было похоже на морду усткраопятьтого старенького грузовика, который закидали песком да щебнем в дальнюю дорогу. Ей очевидно не хватило сиих жеребячьих пилюль, чтобы рыготать всю дорогу. Зато их не жуя поглотал дед - гыгыгы скаля зубы - коему излишний рот как пуля в спину. Он тчательно обсмотрел кучерявое небо, перекрестился:- Хоть бы она не возникла, чтоб стожки успеть собрать.
- Кто? белая горячка?- визнул от смеха зять, и свалился на телегу наверх ножикками, придавив сердитую бабуню. Та в обратку толкнула его - не валяйся дураком - здесь на шум жена вышла с острой косой - рога есть? нет, набьём; рога есть? да, собьём - сестра прибенадавливала всполошенная, соблако в барабан пабарабарам, и сразмылась до хаты.
Старик осерчал:- Что вы всё копаетесь? Я уже опаздываю, а мне давно работать пора!- удивляя трудовым порывом. Его чбыстрычайно просто побудить к развисцелениям, но вот на геройство тяжёл он.- Да, этогодня я 1-ый в строю,- расслаблено засмехал дедуня, совершенно не обижаясь нашему недоверию: дразумайте, дескать, как желайте. Сдвинул кепку разудкраопятьтый задом наперёд, став идентиченим на комнатную неуклюжую мокрицу:- Я этогодня не в битых червьах, а козырный пик. Могу пободаться и с дятлом.
- Тьфу,- плюнула бабка ему на ботинок смачно да густо.- Хоть бы дрожжы быстрее закончились.
- И без их будем гнать!- гикнул старик, горячей любовью хлестнув лошадёнку.- Нуууу!! поехали в лес за орехами!!
Но телега так небезопасно гремела на колдобинах, что бабуня покомандёрски дёрнула за рукав практическиго бестолмашного деда:- Оглох, шили?! Кричу для тебя прыти убавить!
- Ты наверно под нос шепчешь?
- Нет. Просто у всех умных людей уши на голове, а у тебя к заднице пришиты. Ты на их сидишь.
Тут дедуня слету не нашёлся ответить, и обозрев наши улыбки, обиженно задескатьчал до конца пути. Даже в поле он дескатьча полез наверх смётывать да утаптывать стожки, буркнув мне лишь - без слов, а злорадным пыхтеньем:- на данный момент навалю ей под самую маковку, и хрен увезёт в зимнюю пору.
Бабы схватились за грабли, оставляя зубоскальство до наилучших времён. А мы с зятем на вилы прилегли, как будто мальчуганы выхваляясь. Он ещё и повопльивает:- Давай укажем девкам их невзрачное место!- но маетный пот на его поседевших висках уже бурлит лошаддругой прянью, как будто с милю под седлом проскакал.
В ответ бабы хожелают двужильные, как не разумаялись крепче собственных чбардовых супругей да вариантных любовников:- Дохляки, берегите силу! Когда приберём лужок, то мы вас потащим с собою на речку. Будем голышом купаться, и ещё многово домогаемся.
Смеются бы вроде над зятем; но косяком на меня поглядовитые веществавают - за весёлым разговором, глядишь, а завяжется серьёзный роман. И как все деревенские блуды - до исступления.
Со рвением поработав, мы сели обедать под сенью стожка. Девки наши похватали в кулёк бутерброды да овощи, и ушли во ближний лесок. Проводив их ласковым взглядом, дедуня нарглазато медлительно выращиваянул из запазухи предлиннющий пузырь, или тот таким показался. Но блаженные улыбки всё равно осветили усткраопятьтые лица, и луг с темто ближним леском, и припоздавших селян из далёкой сейчас нам деревни. Они лишь что приехали сено сбирать - на машинах бабы, девки, супругики да ребятня. Дед аж причмокнул слюной, увидав дескатьодуху с большущим агрегатом:- Ух, её бы сюда!
- А справишься?- зять поддел или деда, то ль гриб с миски.
- Да чего же ж? Это мне шляпку червьаки слегонца потглазали, а ствол ещё крепок - поутряне согнуть не могу,- захвастал дедуня, спеша, рассыпая на брюки вареную картоху.
Два разка выпив, один закусив, разлеглись мы беседовать. Трям, трям; старик нам поведал, как в один великолепный момент в дескатьодости шёл опьяненый мимо порушенной церквы. И вдруг услышал, что по куполу прямо к нему съезжает человек, скребая ногтями; был явственным шелест болоньевой куртки, а может тормозящих крыльев шерох.
- Позолота с крыши осыпалась,..- махнул недоверчивый зять.- Точно вам говорю.
- Да что её - мешками укладывали!?- Видно, дед здорвеево осерчал:- Та леоблакоя тварь слетела в репейник и погналась за мной. Я тогда погибеть мог, еле ноги унёс,- перекрестился в который раз.
Тут и бабы наши возворотились. Ссыпали под ноги набитые пакеты; а из их свинухи покатили пузатые, бордовея зрелыми шапками. И несколько зелёных, на вид не достаточносъедобных.
- Откуда они? кто из вас знает?- пристала бабуня.
- А где насобирали?- понюхал их зять, считаясь завзятым грибником.
- Да воооон, под старенькым мостом,- указали на пересохшее русло.
- Ну, это подмостники, тёща. Я для тебя их этогодня скормлю,- и чуток увозворотился от хлёсткой жёндругой затрещины.
В это время вблизи от нас устроили селяне свою потеху. Они, кто беззлобно - а кто с душевной корыстью - ёрничали над простов на донуатым с виду земляком, которого парнем именовать не повернётся язык, меж зубов застрянет. Но и от девчат этот великовозрастный супругичок бегает сломя голову всю сознательную жизнь. Пробовали его напоить, и уж было подсунули к бойкой дескатьодке - да он опять уберёг себя. Вот и этогодня вяло отбрёхивался на разбойнические вывопльи супругиков. Те веселяще подзучивали его, оря ещё посильнее при громком смехе бесстыдных баб. Молодые девки криво моргали друг другу, прятали улыбки, и гребли сенцо быстробыстро, как будто не слыша скабрёзных подначек. А то вдруг направит кто внивлекие, влекнёт девчонку в небезкошмарный разговор - ну и саму здесь же высмеют. Хуже ли, засупруг отдадут за такого же супругичка: были уже случаи, когда походя жеихов да невест выговаривали. Не дай бог на дорожке приприпритормознуть хоть с кем принципиальным ли, захудкраопятьтым - через час деревенька всё будет знать, слышать всё, и к вечеру с кольцами обженят.
Надоело супругичку. К отцу убенадавливал прятаться. Батька на машинку взлез, а отпрыск ему снизу завилки кидает под ноги.- Погоди, не части,- просит старенькый, утираясь чуток от набёгшего пота. Но супругичок слов тех не слышит, а поточнее притворствует - и крестится, хрестится вилами, хвасвора силу.
Вот уже кузов до верха набит. А то свалится больше, чем домой отвезёшь:- Хватит, отпрыскок,- осел тихонечко старенькый, привалясь к борту,- ты трогай, я здесь пригляжу.- Но чихпых не заводится, движок придремал.- А толкни ж грузовик под горку, и запустишина с разбега.
Мужичок скребанул пятернёй в башке, разрушение на груди тельняшку, и пошёл толкать сзаду свою машинку, оставив зажигание на сносях. Так вышло, что от лёгкого супругицкого пинка, да 2-ух подзатыльников опосля, грузовик, на два шага катнув, от обиды завёлся. И опьяненея свободой, рьяной волей практически, он понёс старенького бедного отца вокруг света, заглатывая запахы неизведанные до этого, дурманящие. Его единственная фара раздулась как шар дирижабля, смело вращаясь на ржавом болту. А то, чего же он не видел по недостатоку зрения, бурлило в ушах различными звуками, громобой прямо.
В этом месте надавливаль - но под колёса попал колчавый высохший ручей - кар подпрыгнил, и заглох. Стала слышна тишина; вопль - убивают!!!- отца, который свалился меж кузовом да кабдругой, а не может выбраться, хиленький. Ойёйёй, айяйяй, и с ними весёлый смех; мне же было надавливаль неудачника - я меж делом написал откровенные стишки и сунул их той нескнеплохой бабе, коей он втихаря сымпатизировал:- ты зря, бабёнка, людям нажималишься: в твоём саду живёт жарптица - небесным журавлём не маясь, лови обыденную синицу; и на судьбу не стоит сетовать, погибь девчоночьи мучения - я как супругик для тебя советую на парня направить внивлекие; он за тобой хвостом волглазатся, идолая от напастей, ему домашней жизни желается - с тобою маленького счастья; для тебя ж на парня наплевать, и этот шут совершенно не нужен, а ведь ему лишь разик дать - и он бы стал примерным супругем; взгляни на парня без упрёка, не укоряй его зря, ты неплохей будь а не беспощадной - любовью одарив и лаской; ты покажи ему запретное, погладить дай, там где не гладил он - не будь, дескатьодка, бабой вредною, не будь ползучею ты гаддругой; в для тебя ведь много мамынского, р1-го и животворящего - кидай свиданья кобелинские, и заживи понастоящему.-
Изза всех этих приключений, и размкричившей обеденной лени, мы запоздали с уборкой; возворотились домой далеко опосля полудня. А необходимо ещё валить свинью в гостинец дедундругим дочерям.
Над дверкой сарая, на леске, висели рыбьи головы - караси да плотвички, пойманые предавней иногда, когда солнце вспрогуливалсяо на юге, наверное. Но нам, супругикам отпринципиальным, не до созерцания былых красот, позжеу что бабка слёзно ругается:- Да шо вы делаете, безрукие?! стали в закуте всем скопом, и свинья вас боится,- с большущим куском тыквы бабуня подвлекилась к хавронье:- ёсьёсьёсь; иди ко мне милая, ты днем некормелена и вэтого пугаешься, но я рядом стою за тебя, скушай гарбузика,- причитала старуха над большой тушей; а сама, тихо накинув петлю на заднюю ногу, передала зятю верёвку. Тот уже восприметил крюк на стропилах; да свинья его растревожила здорвеевьем своим, и боясь, что ветхая опора не выдержит, он прошептал мне:- на раздва резко дёргаем, заваливаем ввысь ногами - и основное, дернажимама. Тогда она не вывернется.
Но поросячье рыло с голодухи так серьёзно оскалилось клыками, что я поразмыслил, как будто легче с супругиком схватиться в резне. Дед тоже насупился; он покалывал тесаком левую ладонь, злобно жеркая челюстями, точьвточь как его пращуры к сече готовились.- Какого хрена стоять? валите уже;- зять еле разобрал по буквам его мычание, и рванул верёвку изо всех сил.- Курва!! Помогай!!- но все наши вопльи перебил визг приговорённой. Уши мои увяли в лопухи, и я уже не слышал, а чуял лишь зверские рывки, и жылы на руках разрывались вместе со шпагатной бахромой. В дверях бабка плакала с нажине достаточности:- режьте быстрее чтобы не мобучалась,..- тогда дедуня враз пыханул ножиком слева под шейку. Захлюпала хрюня первым вздохом, нетяжким - ещё не понимая смертельной боли. А позже из раны понёсся вой: заныло сердечко, лёгкие клекотали пузырями, и сразгону опорожнился едеварительный тракт, обдав мои сапоги водянистым серевом. На чтото надеясь, свинья выпхнула наверх зад, забила в воздухе ляжками; но зять успел зацепить петлёй её вторую ногу, и сдирая ладошки, перекинул верёвку через крюк.
Бабуня подсунула нам таз; ещё минут 10 свинья корчилась в агонии, рвалась из тела и тошнила сгустками просоеленой крови.
Через час я образмылся под душем. А войдя в хату, голодно окинул стол с яствами:- Зять где?
Старик приглашающе разнёс руки, широкийо аж до края земли:- В кабинете уточняет диспозицию, планы вынашивает.
- В каком кабинете?
- Да на дворе у забора. С дыркой в полу. Там самые неплохие мысли припрогуливаются.- Взял дед стрелку зелёного лука, стал всюду ей тыкать:- Погляди; со сметанкой огурчик, помидорвеи, редисочка - что даже миска съесть готова себя; пробирокаса в яишенке досе скворчит, нас дожидая; а сало положишь на горбушку - одно розовьё, и хлебца не видно. Да не забывай запивать дескатьочком - парным и топлёным, к чему больше душой размещен.
- Ты, дед еловый, голова в шишках , годами здорвеевый, а живёшь как мальчик. Еду на столе как будто требник читаешь.
- И верно делаю. Дай нам бог днесь еду и кров, любовь да работу. А в далеких будях здорвеевья, покоя и внуков мбардовых.
Вернулся зять с толчка; мы сдвинули чаши, теснясь плечами. Выпили, поели, ещё добавили; но с каждой рюмкой я всё злее к собутыльникам стал относиться. С прищуром смотрю, коль они начинают перечить. И хамство моё пробудило в их льстивость: вот дед иногну извинительно глянет; вот зять норовит в стороне отулиться, уступая мне 1-ый глас. Обнаглел я - и вместо гордости выпячиваю жестокий норов, как будто продуктищи предо мной виноваты. А в зеркале напротив любовным взглядом оглаживаю изредкае уродецство, беспостыдно выдаваемое за красоту и талант.
Я рогом набычился, и выволок из души на свет великую спесь. Но бог мне прилюдно отвесил оплеуху:- !!Садескатьюбованец засратый!!
Тут пошатнулся я; незначительно бы пал на колени - но кабальные цепи гордынне дозволили мне свалиться в прощение.
Чуствую уже, что пора упрогуливаетсяь. И сварливый старик прицепился репьём, кыляется:- Злой ты, злой.- Но в отместку:- Доказать для тебя, какой я неплохий?- Докажи, милый, лишь чтобы б синяков не осталось.- Зять меж нами встал против скандала, успокаивает:- Не забывай наших, навещай.- Ему дед поддакивает:- Ага, приходи, приходи… пореже.
Жена от беды увела зятя спать - и на случку ко мне сейчас не вернётся. Я скрипнул зубами: где ж младшая? а вот она - во дворе сдескатьит сигаретку.- Так ты куришь?- При супруге нет. Он вместо этого меня слету ведёт любить.- Ого! и много вы выкуриваете?- Хватает обоим.- А ежели этогодня я заменю его на парочку затяжек?- Боюсь. Сказал, что нарубит частями и скормит собакам.- Да никто не выяснит в ночной тишине.- Деверёк мой за в7 глядит. Хороший он с виду, а внутри гнида.- Ну дай хоть сиськи понажимама, да ладошки смглазать.- А чего же ты здесь в глуши зябнешь один? нет ни говна, ни ложки?- Плохо мне, я детдомовский.- На нажине достаточность бьёшь?- Глупенькая. Ты этогодня ешь, пей, даром угощаю.- Не бери меня за здесь, я везде такаяя.- Моя ты на данный момент.- Твоя грязь на шее, а я супругняя.- Ладно. Тогда ставлю раком вопросец на зацепку.- Качала нас по волнам рисковая лодочка: два борта и дырявое дно.
- Пошёл вон, хамло.
Меня не удивила даже, а глубоко возмутила площадная брань утончённой королевны абортов. Изнутри, из бездонных океанов моей моряцкой души, которой допогибели необходимоели постыдные забавнй рассказы да скабрёзные шутки продуктищей, к сердечку глухо подкатила ярость, в галоши обув железные траки гусениц.
- За что честите меня, ваша светлость? Илне с того поклонника днем встали?- я грубо усмехнулся.- Жалейте сейчас.
- Хам! Ублюдок!!- Она б ещё ранее взвизгнула, перебила, но не урастратав дар речи. А здесь нас сей миг услышали в доме: вопльнула бабка тревожно, её гудок пробудил других. Как большие стражники двинулись необходимо мною чёрные тучи, жилистые матросы.
Так уже было в городе несколько годов назад. Меня бил розовощёкий супругик со своими продуктищами, а я опьянено отмахивался руками от его раздражающых вопльов об разбитой семье, о порушенном счастье. Он чбыстрычайно старался крепко долбануть меж ног, мстя побольнее. Но это его маленькие упрёки, глуповатые ссоры и гордое воздержание довели супругу до измены. Я лишь впору оказался рядом, почуяв в ответном взгляде желание сблизиться. Сначала лаской залез в душу, позже ообладал телом. На час; на день; и вот уже баба разрывала своё нутро, пытаясь втолочь меня на всю жизнь.
Бесполезно - я живу без особенных принципов. Под сердечком моим может спит душа, или пока таится камень для людей. Но быть лишь неплохим нельзя в ответ на предательство, а злобаю не полобучается отплатить за дружбу. Потому что настоящая дружба, как и любовь, жертвенна.
В любви жертвовать легче. Ведь она связывает жизнь, истину и счастье с родной семьёй, без коей человек пустеет как вымершая деревня. И тогда за любовь отдать себя просто - но неплохо бы уйти вместе, оттого что близким людям тяжело оставаться наедине с поминальной ношей, великой горестью.
В жертвенность дружбы тяжело поверить. Мы братствены в схватке и поножиковщине, когда разум застилает пелена ярости, ража, похеривая всякий кошмар за жизнь. И жертва здесь не сознательна, а чувственна, не добра как в любви, а яра.
Мне же неплохо без обязанностей, волен я во времени да прогосударствстве. Дай бог прожить без друзей и подруг, которые продуктиществкомфорт и любят на халяву - требуя ласки, они изредка управляются о чужой боли. Я сам таковой; и позжеу все мои клятвы, обеты разносятся в воздухе останкиом, пепельной тенью.