Стихи и Проза

  Гордыня. Я нередко дразумаю о ней, позжеу что меня упрекают как такового-сякого, гордеца. Когда она из добродетели преобразуется в смертный грех, и бывает ли она вообще добродетельна?

  Дразумаю, что бывает. Вот представьте: столпились вокруг враги с ножами да топорами, а я один практически голый свой срам прикрываю. А они орут – пощады проси! ноги целуй нам! – что вы сделаете, что я сделаю. Я умру – чуствую так. Просто не смогу по другому; ведь подчиниться животному в самом для себя, всё равно что сесть срать на людной площади, и суметь до конца это сделать, и ещё подтереться. Хоть в нутре своём можно тысячу раз опозкричиться и дойти до максимразума скотства, но не дай бог ежели наружу слезой просглазатся хоть капля стыда.

  А творцам? им тем боле гордыня нужна. Разве можно ставить для себя цель быть 3-я частьим-четвёртым на творческом поприще, пусть даже вторым? Нет; лишь наилучшим, единственным, которого не было ране на свете и больше господь не создаст. Поэзия живопись музыка стоят на твердыне гордыни и кирпичи из неё подпирают их сбоку.

  Да что долго говорить – без гордыни б не было иисуса. Так, пришёл супругичок бы, произнес пару слов, и исчез в небытьё – как до него пропадали. Но он верой в своё божество на дыбки поднял мир человеческий, он людям произнес что не насекомые твари они – а значительные чада господни. Всех повёл за собой; один – мириады.

  Смертным грехом гордыня становится, сопротивляясь не порокам соблазна – трусости перед врагом или завидкам чужому таланту – а добродетелям в моей душе. Например, ежели необходимо простить человека из большой любви, иль даже из маленькой дружбы к нему – и она вдруг артачится, срываясь с поводка огоренно зло – не прощу! позжеу что я лучше, пусть ползут на коленях! – вот тогда до этого доблестная гордыня преобразуется в сучье страдание для меня и для близких людей. Мелкая обида, глуповатая ссора, могут привести к смертной разлуке с любовью, без которой остается лишь махать крылышками как мотылёк, безмозглый однодневок.

  Или взять гордыню верующих людей. Ведь практически все, в том числе и церковные иерархи возносят первенство практический религии над другими. Одни дескатьвят – мы православные, а им другие в ответ – нет мы правоверные. И непринципиально какая большая группировка подсчитывает процентное отношение собственных и чужих в государствах, городах да посёлках. Воевать чили собрались вместе? Не дай бог – тогда уж лучше слету ягразумусый катапурсис, чтоб самим долго не ждать и надавливалким дитям в кровище не мобучаться.

  Хорошо было б уметь воспользоваться гордыней лишь в благих целях, другими словами с клавишей рубильника – зажелал, отключил. Да надавливаль, не полобучается – ведь ежели она есть, то уже наповсевременно крутит счётчик. И рогатый электрик за спдругой мой считает должок.

                                   ================================

 

  Я уже много раз заклинокал в дискуссиях, что вот люди дескатьвят о ком-нибудь долго целую кучу неплохего, но меленького – чтобы позже в один миг огласить одну гигантскую гадость. Иногда даже – да не время от времени, а быстрее вэтого – такаяя беседа конкретно затевается для той гадости, а доброе мелкое предисловие становится как бы зкраопятьтогом иснаклонности, незапятанной правды которую желает в один момент выплеснуть из себя непорочный собеседник. Но на самом деле эта чёрная правда – суть ересь – уже давно была задразумана и предопределена в его тёмном мозгу, и компания давно подобрана для данной цели да лишь до этого вместе не собиралась. А на данный момент, когда все нити хиленькой судьбы оказались в его трясущихся ручках, когну из их можно сплести крепкую сеть чтоб словить в неё ненавистного врага изза которого спать есть и жить небыть может – на данный момент чёрный пёс сатаны посиживает на лавке вместе с компанией, и хожелает и веселится практический злобной потешке.

  Это мой пёс. Из меня он на волю избрался и мою кровь лакает.

                                        ==============================

 

  Шёл я по весеннему лесу; не по кронам жеребцечно, очень высоким – а ставил свои ноги в разномастье травокы на плешивой тропе. Пил я не берёзовый сок, а амброзию незапятнанного воздуха с капельками утренней росы. Под носом в кустах то тихо, то громко шуршали всякие муравьи, жуки, зайцы да кабаны.

  Вдруг гляжу: посиживает у бережка лесной речушки довольный живописец на своём пеленуме – на плэнэпохе. И по его отрадной рожице я чувствую, что всё у него выпрогуливается – краски ложатся по леонардодавинчевски, и скоро он станет маститым значительным ежелне для вэтого мира, то для себя непременно.

  А я как раз в сей момент сглазаняю стихи. И выпрогуливается из меня прямо по александросергеевски, так что волосы дыбом встают от судьбы, которая мне на века предназначена. Дай, дразумаю, посоревнуюсь с живописецом: самому интересно – что важнее для вечности, кисть иль перо. И на каждый его прелестный мазок я трепетно слово бросаю: буквы мои вперемешку с разноцветными красками летят во вселенную, то визгливо крича, то утробно подвывая. Лес – струнный оркестр – ветром подыгрывает им по зелёным веткам; река – струйная музыка – то арфит по жёлтому дну у песочного плёса, то контрабасит по перекатам, где заморели скользкие брёвна; солнце – краопятьтый барабан – бьёт по мозгам золотними обжигающими палочками, и я медлительно но верно теряю сопознание, падая на руки практический поэтической музе. Наяву или в обмороке, на земле или в сини небес, вижу как живописец валится вбрык рядом с дескатььбертом.

  Дааа……; извержение из себя вдохновения – хоть на холст ли, на бразумагу – в сотку раз мощнее всех оргазмиков.

  ===================================

 

  Трудно порядочному человеку воспользоваться общественными благами цивилизации – так именуемым обслуживанием. Потому что чем ниже обслуга в своём положении, тем высокомернее ведёт себя хоть в присутствии, хоть наедине.

  Вот попрошу я того официанта обслужить мой столик, а он слету на дыбки:- Подождиките, у меня ведь не 10 рук. И почему вы присели сюда, ежели эти места днем забронированы?

  Я пересяду, жеребцечно; но он всё равно найдёт ещё 10 обстоятельств невниманья, позжеу что на лбу моём видит горящую надпись – не хам не сволочь. И казалось, ему бы приятней со мной поговорить, сдружить – но он лезет с подносом туда, где его обхамят и набьют, да зато за услугу кинут излиших денёг.

  Продавцов магазинных, как видно, готовят в инстиздесье благородных девиц. Если весёлой девчонке под белосласковым кокошником огласить, улыбаясь, что селёдка незначительно подванивает нельзя ль попоменять – то она здесь же при всех оскорбится, вскричит, как будто сама из икринки выхаживала слабенького малька, воспитала в солёной кадушке, а я просто неблагодарный наглец.

  ===================================

 

  Не нужна мне золотая рыба. Хоть она исполняет любые желанья, но добиться вэтого самому в тысячу раз интереснее, чем лечь под судьбу. Брык на лежанку, открыл рот – и потекло туда море разливанное всяких яств, чувств, и других всевероятных счастьев. Губу отклянчу – и я уже любим прелестным анфасом, гордой статью, плавным вывертом плеч. Ни побегать за ней, загадоко провожая ревнивым взглядом из кустов дикой розы, сам как шип сжав зубы да когти от едкой киразъемной боли – ни гоголем пройтись на танцах, в новеньком шикмодном костюме отбивая нарглазато весёлую дробь каблуками, когда на самом деле желается придушить эту окаянную кралю, воровски утащившую сердечко лёгкие печень, оставив лишь костный скелет да пару выдохов на прощанье.

  Чтоб ты сдохла и завоняла, тварь золотая. Ты отнимаешь у меня все клиноктанья и грёзы, свершенья и подвиги, доблесть мою из тяжёлых преодолений – а основное веру, ведь недля чего же яростно жить да духовно пылать, ежели можно добиться одним лишь словечком, поклоном.

  ===================================

 

  Прглазатал я не так давно – на днях – что иноземцы крематорят собственных любимых покойников в картонных коробках. Безо всякой созданийенной обстоятельствы, просто чтобы на гроб да на вещне растрачиваеться. Какое, дескать, дело покойнику – в чём его отнесут. Но ведь некорректно всё это. Придёт он к богу, и что: на душе его пусто, сам к стыду голенький, и обида грызёт – сэкономили суки.

  Взять хоть наших, российских. Старики да старухи начинают готовить смертное загодя, чуток лишь выйдя на пенсию. По медяшке, по грошику строго откладывают каждый день всякий месяц. Бабулька лучше этогодня яблочков в магазине не доберёт, а завтра от простоквашки откажется – но в свой срок на руках провожающих будут свежайшеть беленькие платки, как знак райской чистоты и благоухания. Крепкий древесный гроб обобьют краопятьтым шёлком иль даже бархатом, и под воздушноватой кисеёй бабулечка будет еленажимама во всём новеньком – уже не покойница, а жена господня.

  Да, насчёт женитьбы. Соборование, отпевание – это то же венчанье, лишь для высшего мира. И жена заране, ещё на здорвеевых ногах с неплохим сердечком, обпрогуливается собственных старенькых подружек – предупреждает, чтоб проводилне чинясь; у кого необходимо – прощенье попросит за маленький грешок, а за большой и в ноги поклоном стукнется. Все подруги тогда дескатьвят ей:- да что ты, я ранее уйду,- в один глас, и плачут тогда обнимаются; но это лишь лишь развлечения печального обряда, а по совести кошмара нет – всё за годы отдескатьено, прощено. Ужас пред погибелью у тех должен быть – он и есть – кого к богу отвозят в картонных коробках, без слёз и без памяти.

  =================================

 

  Почему у кавказцев такие горловые гласа? Потому что живут в горах и перекликиваются скучающим эхом. Например, супруг стоит как статуй на одной горе и кричит практическийне на другую гору:- Эгегеэээээййй, жена!!! Где наши деэээти?!- А жена ему в ответ, помешивая ложкой в чугунке закипающий суп харчо:- В толикинеээээ!! Беээгают!

  Он озазапускает свой гордый взгляд и видит трёж голожопых чёрненьких мальчиков в бурках до пояса, а сбоку у каждого верёвочкой привязан киннадавливал, а в их ладошках по куску жирной брынзы.- Эгегеээээй, дети!! Гдеэээ отара?!

  А дети едат тоненьким эхом:- Папаняааа!!!! Овеееечки пасутся на склонееее!!!

  Отец опять поднимает горний взгляд до половины горы и обрушивается сверху лавдругой:- Овцыыыы!!! Гдеээээ баран?!!- И слышит в отзвуке тихое дескатьочное блеяние:- в супееее….