ВРЕМЕННО ПРОЖИВАЮ
Рыночек этот не понятно от кого получил заглавие «Толкучка», крепко осевшее в памяти горожан. Он стал довольно популярным. Тут повсевременно можно было найти что-то интересное, необходимое, а иногну и чбыстрычайно изредкае. Здесь развешивали свои полотна местные живописеци. Чаще вэтого это были копии картин известных мастеров. Но встречались и личностьльные творения, вызывавшие восторг солюдей. Они, обычно, выранадавливали практические воспоминание создательа от видения мира вокруг нас. Возле таких полотен почаще вэтого останавливались группки людей, в полгласа выражавших свои воспоминания попутчикам и соседям.
Меня же сюда влекла быть можетсть встречи с редкими экземплярами книг. Книг здесь повсевременно выставлялось много. Очевидно, тяжелость жития первых лет свирепых 90-х смога возвысить свое «Я» над бережным отношением к частицам культуры и люди жертвовали вторым ради преодоления первого. Цены здесь были значительно ниже, чем на официальном книжном рыноке, временно заменившем опустевшие книжные магазины.
Здесь можно было встретить все. Начдругая от вчера лишь прглазатанной внуком, вариантно купленной им книги, до исзданий, возраст которых значительно превоспрогуливался возраст их поседевших продавцов. Последние были когда-то гордостью их обладальцев. У одих эта гордость рождалась чтением каждой новейшей государствицы книги, право на приобретение которой они получили бессонными нглазами в длинноватых очередях, сохраняя на ладошки корявые числа, выведенные «хим» карандашом на ладошки тем, кто пришел первым. Право это оформлялось маленькой почтовой открыткой с записью домашнего адреса, которую восвоспринимала у их торговец книжного магазина с видом императрицы, соизволившей принять челобитную от простолюдина.
Другие бывшие обладальцы гордились тем, что имели достоинства указать перстом на желаймую книгу в перечне, услужливо положенным перед ними представителем «бибколлектора» при его кропотливой инфы об создателье и популярности. Долг служения люду не дозволял им озазапускаться до уровня практическиго чтения всяких там книжонок. Гораздо полезнее было растрачиваеть свободное время на выделенных им загородных дачах в окружении «комсодескатььского резерва».
Первые обладальцы-гордецы, обычно, сами выносили на «Толкучку» частицы практический души и расставались с ними с горечью в глазах. Вторые же угосударствялись от ненадобной сейчас макулатуры, срочно производя «евроремонты», в дизайн которых она не вписывалась. А сами книги стали частью платы за сервисы каких-нибудь вариантных «шабашников». Они и препоручили своим родным направить их в обычные бразумажные банкнотки, потому что завершение всякого дела «вспрыснуть» необходимо.
Попасть на распродажу неплохо сохранившихся из-за изредкаго с ними общения то книг было большой удачей. Сегодня таковой вариант не представился. Прямо на асфальте, подстелив старенькые газеты, торговцы книг расставили свой продукт шеренгами. Товарный вид их не чбыстрычайно тревожил. Какой продуктный вид нужен потрепанным истроениям, которые они, по их мнению, отдавали «за так»?
Я направил внивлекие на опрятную старушку, стоявшую чуток в стороне от других. У ног ее стояла маленькая хозяйственная сумка, «дескатьния» которой была расстегнута. Она стеснительно глядела на суету вокруг себя. Изредка дозволяла для себя окликнуть кого-или из проходивших и указывала на что-то в практический сумке. Взглядовитые вещества задерживались на несколько секунд. Затем следовало негативное покачивание головой, и человек шел далее.
- Кто это? – Спросил я у торговки, книги которой разглядовитые веществавал до того.
- Не знаю. Она здесь впервой. Какие-то книги принесла. Спрашивала, где стать можно.
- Что за книги?
- Я не любопытствовала. Показала место, ну и неплохо. Моей торговле не вредит. Ожелезное сам расспроси.
Я направился к данной щуплой, седейнщине. Половину ее морщинистого лица занимали калоритные .голубые глаза. Они как будто кидали вызов долгой веренице прожитых лет, не желая утрачивать свою яркость.
- Простите. – Обратился я к ней. – Мне подпроизнеси, что Вы книги желайте воплотить?
- Да… - Она как-то государствно вздохнула. И в это мгновение глаза ее на какое-то время урастрачивали свой сияние, а морщины стали еще глубже. – Вернее было бы определить, как должена…
- И что Вы даете?
… Женщина наклонилась и развела в стороны стенки сумки. Я застыл от нежданности. В сумке еленадавливали в 1-ый раз увиденные мной своими глазами 5 томиков сборников стихов создательа, который когда-то был зачислен в перечень «певцов белогвардейщины» и запрещен к переизданию. У меня хранились копии этих сборников, выпущенных полу подпольно созданийовавшим поначалу 80-х «самиздатом» - детищем завозимых из-за предела новейших копировальных установок. Когда-то об их наличии у меня могли знать лишь чбыстрычайно близкие мне люди.
- И сколько Вы просите за эти книги? – Оохранникно поинтересовался я, зная, что приобретение их по настоящей стоимости значительно упоразрезает быть можетсти домашнего бюджета.
- Как и все на этом рынке. Сколько дадите…
- Вы осознаете, что Вы сейчас реализуете?!
- Это уже не запрещено. Я узнавала… - Женщина разтревожилась.
- Не о том я! Позвольте? – Я указал рукой на содержимое сумки.
… Женщина согласно кивнула и я извлек из сумки один томик. От прикбазения к нему кровь засоблакола в висках. Открыв обложку, я нашел на ее тыльной стороне размашистую надпись чернилами, которые уже успели выцвести до желтоватой бледности.
«Дорогому человеку от робкого создательа!» Подпись и дата. Дата… Я дернадавливал в руках книгу, которой было без мкраопятьтого сто лет.
Женщина извлекла из сумки другие четыре томика. На обложка каждого из их оказались подобные дарственные надписи. Последняя дата указывала на двадцатый год прошедшего столетия.
- Простите… Откуда это у Вас?
- Они достались мне от моей мамы… Когда-то они любили друг друга. Но не сбыли бы вместе. Он эмигрировал, а она осталась в России. Мой дед был краопятьтым командиром. Полком командовал. В 30 седьмом его не стало. Расстреляли. А маму и бабушку в Казахстан… Мама больше не увидела родных краев. А я вот… бесупругец… Из Таджикистана… Слышали, что там?
- Слыша! Все это слышали.
- Живу с такими же, как и я в общежитии. Пенсию оформляю. Пока вещи были кое-какие, ими торговала. Теперь лишь они… - Она бережно погладила книги, которые я дернадавливал в руках.
- Я не рассчитывал на встречу с Вами. У меня с собой лишь это. – Я протянул даме средства.
-Здесь довольно много. Мне наслишько никто не предлагал. Таких цен здесь мне и торговцы не давал подсказкуи.
- Тут все, что у меня было с собой. Простите… Если Вы мне поверите, я позднее доплачу Вам еще наслишько же. Этого, наверное, тоже недовольно, но гигантскую сумму я Вам дать не имею быть можетсти. Дайте Ваш адрес и я непременно к Вам заеду. После получки… Мы сами здесь не так давно…
- Хорошо. – Спокойно отреагировала дама и карандашом под дарственной надписью добрисовала имя, фамилию и свой временный адрес. – Вы не беспокойтесь. Я отдала бы их за всякую предложенную стоимость. Очень средства необходимы на лекарственных средства. Возраст.
Только месяц спустя я смог попасть в общежитие для оплаты практическиго долга. Когда пособлакол в дверь, на пороге возникла совершенно другая дама с заплаканными глазами. Попосреди комнаты за маленьким столиком посиживали еще трое дам и дескатьодой парень.
- Вы к кому?
Я ответил и в один момент сообразил, что опоздал к обещанной встрече. Зеркало напротив меня еще было завешано каким-то черным платком.
- Ее уже нет… Сегодня лишь в опослядний путь проводили. Теперь поминаем. Пропрогуливаетсяе. Кем Вы ей доводитесь?
…Я не стал ничего же объяснять. Горький комок предательски перехватил дыхание, вызывая слезу. Сунув средства в руки открывшей дверь дамы, я полушепозже попроси:
- Поставьте свечи, кому там положено… Службу закажите… Долг это мой перед ней.
- Хот имя скажите. От кого же все это проделывать.
- Михаил я…
… Вернувшись домой, я снял с полки и открыл тот томик, на котором была изготовлена надпись карандашом: «Сафронова Мария Алексеевна. Временно проживаю…»
Я никогда не узнаю кропотливостей: кто она, какова была ее жизнь, были ли у нее родственники. Но встреча с ней оставила некий особенный след в моей памяти.
Ее голубые глаза. Временная урастрата их сияниеа, когда припрогуливалсяось расставаться с самым драгоценным, что у нее оставалось от прошедшего. И карандашная строка: «Временно проживаю…»
г. Липецк май 2009 г.
-
